— Вы философ, товарищ Гогенцоллер. Редкое качество для художника.

— Искусство без философии — просто ремесло.

— Согласен. Именно поэтому ваши работы интересны. В них есть глубина, понимание сути вещей.

Берия вернулся к столу, собрал иллюстрации в стопку:

— Следующее задание будет сложнее. «Конёк-Горбунок». Сказка о простом крестьянском парне, который становится царём. Актуальная тема для нашего времени.

— Понял, Лаврентий Павлович.

— Срок тот же — месяц. Стиль оставляйте свой, но помните — это история о том, как правильные поступки ведут к власти, а власть накладывает ответственность.

Гоги кивнул, поднимаясь:

— Спасибо за доверие.

— До свидания, товарищ Ван Гог, — сказал Берия, провожая его к двери. — Кстати, Светлана была в восторге от ваших месяцев-воинов. Сказала, что теперь не боится зимы.

Художник обернулся на пороге:

— Значит, цель достигнута.

— Именно, — усмехнулся Лаврентий Павлович. — Цель достигнута.

Дверь закрылась за спиной Гоги, а он шёл по коридору, размышляя о странном разговоре. Берия испытывал его, зондировал мировоззрение. И, кажется, остался доволен ответами.

Теперь предстояло нарисовать Ивана-дурака, который становится царём. И сделать это так, чтобы в сказке читалась философия власти и ответственности.

Интересная задача для художника.

У выхода из здания Гоги остановился. Сопровождающие уже открыли дверцу воронка, ожидая, когда он сядет в машину.

— Спасибо, товарищи, — сказал художник. — Пройдусь пешком. Погода хорошая.

Оперативники переглянулись — явно такой поворот не был предусмотрен инструкцией.

— Георгий Валерьевич, мы должны вас доставить…

— До дома я дойду сам, — мягко, но твёрдо перебил Гоги. — Передайте начальству — всё в порядке.

Не дожидаясь возражений, он зашагал по тротуару. За спиной послышался негромкий спор, затем хлопнула дверца машины. Воронок поехал следом, держась на почтительном расстоянии.

Гоги усмехнулся и углубился в переулки, где машине будет трудно следовать. Нужно было остаться наедине с мыслями, без назойливого присмотра.

«Конёк-Горбунок», — размышлял он, шагая по утренней Москве. — Иван-дурак становится царём. Какая стилистика подойдёт для этой истории?

Прошлые работы были слишком мрачными — даже оптимистичная «Снежная королева» получилась эпической, серьёзной. А здесь нужно что-то иное. Более лёгкое, но не менее глубокое.

Он вспомнил «Садко», «Илья Муромец». Там была особая поэтика русской сказки, яркая, красочная, но не лишённая философского подтекста. Или мультфильмы студии Союзмультфильм — простые линии, выразительные образы, способные говорить с детьми и взрослыми на равных.

«Да, — подумал Гоги, останавливаясь у витрины кондитерской. — Советская анимационная школа. Стиль, который может легко перейти с книжной страницы на экран».

Он представил себе Ивана-дурака — не глупого деревенского парня, а человека с чистой душой и добрым сердцем. Простодушного, но мудрого той мудростью, которую не найти в книгах. Лицо открытое, улыбчивое, но глаза — умные, наблюдательные.

Конёк-Горбунок виделся ему не просто волшебным помощником, а другом, советчиком, хранителем древней мудрости. Маленький, но полный достоинства. В его образе должны были сочетаться комичность и величие — как в лучших мультфильмах, где даже самые смешные персонажи несут глубокий смысл.

Гоги свернул в Александровский сад, где было тише и спокойнее. Здесь можно было думать, не отвлекаясь на городскую суету.

«Композиция, — размышлял он дальше. — Как построить визуальный ряд?»

Каждая иллюстрация должна была рассказывать не только эпизод сказки, но и показывать внутреннее развитие героя. Первые листы — Иван простой крестьянский парень, последние — мудрый правитель. Но переход должен быть естественным, без резких скачков.

Цветовая гамма тоже требовала продумывания. Яркие, сочные цвета русских народных росписей — хохломы, палеха, городца. Золото и алый, изумрудный и лазурный. Краски, которые радуют глаз и поднимают настроение.

«И обязательно — чувство юмора, — подумал художник, садясь на скамейку. — Без него русская сказка теряет половину очарования».

Иван должен был получиться симпатичным простаком, который побеждает не силой или хитростью, а чистотой сердца. Царь-девица — прекрасной и недоступной, но не холодной принцессой, а живой девушкой со своими радостями и печалями.

«А братья?» — Гоги задумался над второстепенными персонажами. — Не злодеи, а обычные люди с обычными слабостями. Завистливые, жадные, но не безнадёжно порочные.