Каждая звезда требовала особого подхода. Яркие — Вега, Арктур, Капелла — получали чуть больше краски, создавая ощущение сияния. Тусклые звёзды едва касались бумаги кончиком кисти.

Гоги рисовал не торопясь, смакуя каждое движение. Это было медитативное занятие — воссоздание космической красоты на маленьком листе бумаги. Никто не заказывал эту работу, никто не будет её оценивать. Просто художник и звёзды.

Добавил лёгкую дымку Млечного Пути — едва заметную полосу, пересекающую небосвод. Здесь краски смешивались особенно осторожно — белый с серым, серый с голубым, создавая иллюзию космической пыли.

Некоторые звёзды получили цветные оттенки. Красноватый Марс, голубоватая Вега, жёлтая Капелла. Гоги помнил эти детали из книг по астрономии, которые читал в прошлой жизни.

Последними штрихами стали планеты. Юпитер — яркая немигающая точка в созвездии Тельца. Венера уже зашла, но он добавил её у горизонта, едва различимую в предрассветной дымке.

Отложил кисть и посмотрел на работу. На листе сияло ночное небо — не фотографически точное, но эмоционально правдивое. В нём была та же тишина и величие, что Гоги чувствовал, глядя на настоящие звёзды.

Где-то среди этих нарисованных созвездий бродила девушка в берете, считала звёзды и думала о законах физики. Где-то в этой бесконечности затерялся его родной 2024 год.

Время — всего лишь ещё одно измерение, как длина, ширина и высота. А звёзды светят всегда — и в 1950-м, и в 2024-м, и через тысячу лет.

Утром, едва рассвело, Гоги услышал знакомый звук мотора за окном. Не поднимая головы с подушки, усмехнулся — воронок приехал точно по расписанию. Даже будильник не понадобился.

Поднялся, умылся холодной водой из кувшина, натянул чистую рубашку и пиджак. Взял папку с иллюстрациями к «Снежной королеве» — те самые, что рисовал в стиле эпической манхвы с советским антуражем.

Вышел из барака и направился прямо к машине. Двое сопровождающих уже стояли рядом с воронком, но выглядели слегка растерянными — обычно им приходилось стучать в двери, будить, объяснять.

— Доброе утро, товарищи, — поздоровался Гоги, подходя к машине. — Поехали?

Старший кивнул с лёгким удивлением:

— Георгий Валерьевич, проходите.

Сел в знакомый салон, положил папку на колени. Воронок тронулся, и Москва поплыла за окнами — утренняя, деловитая, спешащая на работу. Люди толпились на остановках трамваев, торопились в учреждения, несли авоськи и портфели.

Гоги зевнул, растирая глаза. Ночная работа над звёздами не прошла даром — хотелось спать. Он откинулся на сиденье, пытаясь собраться с мыслями перед встречей.

Зачем Берии понадобилось лично курировать детские сказки? Неужели у заместителя председателя Совмина нет дел поважнее? Или за простым заказом скрывается что-то ещё?

— Скоро приедем, — сказал сопровождающий.

— Хорошо, — ответил Гоги, разглядывая утренние улицы.

Воронок свернул к знакомому зданию. Серые стены, строгие окна, флаги над входом. Машина остановилась, дверца открылась.

— Товарищ Гогенцоллер, пройдёмте.

Гоги вышел, поправил пиджак. Утро обещало быть интересным — Лаврентий Павлович явно не из тех людей, кто тратит время на пустяки. Значит, эти сказки для него важны. Остаётся выяснить — почему.

Шагнул к входу в здание, держа папку с иллюстрациями под мышкой. Внутри что-то подсказывало: сегодняшняя встреча изменит многое в его новой жизни.

Кабинет встретил Гоги привычным ароматом кавказского чая и кожаных переплётов. Берия сидел за своим массивным столом, просматривая какие-то документы. Поднял глаза, когда художник вошёл, и кивнул на знакомое кресло.

— Садитесь, товарищ Гогенцоллер. Покажите, что принесли.

Гоги разложил иллюстрации к «Снежной королеве» на столе. Двенадцать листов — каждый рассказывал свою часть истории в стиле эпической манхвы с советской стилистикой. Герда-комсомолка в ватнике, Кай в пионерской форме на ледяном троне, Снежная королева как северная богиня в одеждах из полярного сияния.

Лаврентий Павлович налил чай в две чашки, отхлебнул и принялся рассматривать работы. Лицо его оставалось невозмутимым — ни одобрения, ни критики. Просто изучал, как изучал бы секретные документы или донесения разведки.

Гоги сидел молча, потягивая чай. Терпкий, ароматный, с привкусом горных трав. Где-то тикали часы, за окном слышался отдалённый шум столичного утра.

— Интересно, — наконец произнёс Берия, отложив лист с финальной сценой. — Очень интересно. Скажите, вы читали Достоевского?