Неожиданный поворот беседы застал художника врасплох.

— Конечно читал, Лаврентий Павлович.

— «Преступление и наказание»? Помните рассуждения Раскольникова о праве сильной личности?

— Помню. Он делил людей на обыкновенных и необыкновенных. Первые должны повиноваться, вторые имеют право переступить через закон ради великой цели.

Берия кивнул, взял со стола иллюстрацию со Снежной королевой.

— А что вы думаете об этой теории? Имеет ли человек право решать судьбы других? Ради высшей цели, разумеется.

Гоги осторожно поставил чашку на блюдце. Разговор явно шёл не о детских сказках.

— Раскольников ошибался в главном, — сказал он медленно. — Он думал, что сила даёт право. А право даёт только ответственность.

— Поясните.

— Наполеон не стал великим, потому что убивал. Он стал великим, потому что брал на себя ответственность за миллионы людей. За их судьбы, их будущее. Убийства были лишь средством, а не целью.

Берия прищурился:

— Любопытная точка зрения. Значит, по-вашему, власть — это не привилегия, а бремя?

— Власть — это возможность изменить мир. Но каждое изменение требует жертв. И тот, кто принимает решение о жертвах, должен понимать их цену.

— А если цена слишком высока?

Гоги задумался, глядя на свою иллюстрацию. Снежная королева смотрела с листа печальными глазами — красивая, могущественная и одинокая.

— Тогда нужно спросить себя: а имеешь ли право? Право решать за других. Даже если ты сильнее, умнее, дальновиднее.

— «Тварь я дрожащая или право имею?» — тихо процитировал Берия.

— Именно. Только Раскольников задавал неправильный вопрос. Не «имею ли право взять», а «достоин ли я нести ответственность».

Лаврентий Павлович отложил иллюстрацию, налил ещё чаю.

— Вы удивительный человек, товарищ Гогенцоллер. В ваших рисунках читается понимание власти. Вот эта ваша Снежная королева — она не злодейка. Она носитель силы, которая приносит страдания против её воли.

— Зима не хочет убивать цветы, — согласился Гоги. — Но такова её природа. Однако весна всегда побеждает зиму.

— А что, если зима длится слишком долго? Если весна не может пробиться сквозь лёд?

— Тогда нужна Герда. Человек с горячим сердцем, готовый пройти любой путь ради любви.

Берия усмехнулся:

— Любовь? Красивое слово. Но разве можно построить государство на любви?

— Государство строится на силе, — ответил художник. — Но держится на том, что люди готовы ради него жить и умирать. А это уже больше похоже на любовь, чем на страх.

— Интересная философия. А как же враги? Те, кто не хочет любить государство?

Гоги посмотрел на иллюстрацию с Каем — мальчиком с осколком в сердце.

— Кай не враг. Он жертва обстоятельств. Осколок дьявольского зеркала в сердце заставляет его видеть мир искажённо. Но осколок можно растопить.

— А если не получается растопить?

— Тогда приходится удалять. Но это всегда трагедия, а не победа.

Берия долго молчал, рассматривая иллюстрации. Потом поднял глаза:

— Скажите честно — вы боитесь меня?

— Да, — без колебаний ответил Гоги. — Боюсь. Но уважаю.

— За что уважаете?

— За то, что несёте ответственность, которую большинство людей не смогли бы вынести. За то, что принимаете решения, от которых зависят судьбы миллионов. Это требует силы духа.

— Даже если некоторые решения… жестоки?

— Хирург тоже причиняет боль пациенту. Но цель — спасти жизнь.

Лаврентий Павлович откинулся в кресле:

— Любопытная аналогия. Хирург… Значит, вы считаете, что иногда приходится резать живое, чтобы спасти целое?

— Считаю, что каждый, кто берёт в руки скальпель, должен помнить клятву Гиппократа: «Не навреди». И если вредишь — то только ради высшего блага.

— А кто определяет, что есть высшее благо?

— Тот, кто готов отвечать за свои действия перед историей. Перед будущими поколениями.

Берия встал, подошёл к окну:

— История — строгий судья. Но она судит по результатам, а не по намерениям.

— Поэтому так важно, чтобы результат оправдывал средства.

— А если не оправдывает?

Гоги поставил чашку на стол:

— Тогда остаётся надеяться на милость истории. И на то, что следующий будет мудрее.

Лаврентий Павлович повернулся от окна: