Теперь же – почти поражением, потому что ничего, кроме одной, легко и между делом оброненной фразы, и не понадобилось.

Всего несколько коротких, издевательски неторопливых движений, его горячее дыхание за ухом, и я едва не застонала ему в ладонь, когда его пальцы оказались во мне – сразу два.

– Тише, Эли. Ты же не хочешь, чтобы в такой момент тебя кто-нибудь услышал?

Вкрадчивый, полный насмешливой заботы голос на ухо.

Кроме него и гула собственной крови я не слышала ничего, даже голоса, музыка и смех, раздававшиеся за стеной, отдалились.

За тем же самым в эту галерею мог свернуть кто угодно, и Кайл не мог не подумать об этом тоже.

Это «Эли», – невозможно личное, то, от которого я прямо просила его воздержаться, – ударили по нервам, заглушили остатки разума.

Уперевшись ладонями в прохладный камень, я дёрнулась просто из упрямства, и он двинул рукой резко, немного меняя угол.

Оказалось, что задать мне рот было очень предусмотрительно с его стороны.

Я прикусила губу для верности, хотя больше всего хотелось вцепиться зубами в ребро его ладони, а он продолжил двигать пальцами – не слишком быстро, но ритмично, так, что очень скоро перед глазами у меня поплыл туман.

Он хорошо помнил, как именно нужно это делать, чтобы я забыла обо всём на свете, задыхаясь от того, как мало…

Вторую мою попытку освободиться Кайл пресёк жёстче – прижался к моей спине теснее, так, что воздуха не стало вовсе, заставил немного откинуть голову. Так, чтобы потолок надо мной качался. Провёл ладонью по шее обманчиво ласково, но ровно в тот момент, когда, по моим представлениям, он должен был немного сжать пальцы, ладонь вернулась на мои губы, а пальцы во мне начали двигаться быстрее.

Ткнувшись лбом в серый, ничем не прикрытый камень, я всё-таки застонала снова – коротко, придушено, едва различимо.

То ли поощряя, то ли в в качестве наказания за неповиновение, он мазнул губами по моей коже там, где шея переходила в плечо, и я едва не задохнулась от жара.

И от того, как вниз по спине скатилась капля пота.

Сердце по-прежнему заходилось, а удовольствие прокатывалось по телу волнами, нарастая с каждой последующей.

Ещё одно резкое на грани грубости движение, и ещё, и ещё…

Оставалось уже совсем немного, и я зажмурилась, сожалея лишь о том, что рискую упасть, если сожму его руку.

Кайл убрал пальцы за секунду до, и я глухо охнула, когда закрывавшая мне рот ладонь тоже пропала.

– А остальное – до дома, – его голос снова раздался над самым ухом.

Я готова была поклясться, что, говоря это, он улыбался.

Колени дрожали, а мир перед глазами продолжал качаться, и, продолжая держаться одной рукой за стену, другой я толкнула его в плечо.

– Мудак…

Вместо полноценного ругательства получился сдавленный, едва ли не потрясённый шёпот.

Он засмеялся. Очень тихо и довольно.

Или мне только так показалось, потому что в голове продолжало шуметь.

Под веками пекло и губы пересохли, но попытка провести по ним языком сразу же обошлась мне непомерно дорого – его запах и так хорошо знакомый привкус его кожи ещё никуда не делся.

Я пропустила момент, когда Кайл ушёл – точно так же, как и тот, в который он появился.

Оставшись в одиночестве, точно можно было ни о чем не беспокоиться – я знала, что он задержится поблизости, и под любым предлогом не пропустит в галерею любого, кому сюда зачем-нибудь понадобится, а значит, времени на то, чтобы привести в порядок дыхание и мысли у меня было вдоволь.

Да только не получалось.

Хотелось разве что ударить кулаком по ни в чем не повинной стене, но мысль о том, какое количество вопросов вызовут сбитые костяшки моих пальцев, останавливало.

Раз, два, три…

Я постаралась считать собственные короткие вдохи.

Тело всё ещё горело от неудовлетворённости, а горло сжималл спазмами – не то от возмущения, не то потому, что я не могла заставить себя думать ни о чем кроме.

Когда я спустя несколько бесконечных минут вернулась в зал, Кайла видно не было, но специально искать его глазами я не стала.

Бестолковый и шумный праздник окончательно слился для меня в одно сверкающее пятно, от которого не приходилось ожидать ничего интересного.