А еще был на год меня моложе, и стал первым человеком, которого я по-настоящему увидела и с которым заговорила с удовольствием впервые за много месяцев.

Это был июль, а с октября я не замечала никого, кроме Нильсона.

Габриэль не был раздражающе навязчив, но с очаровательной щенячьей настойчивостью ежедневно появлялся рядом с нами.

Он мечтал выучиться и стать врачом, а на Кайла смотрел как на бога.

– Я не буду тебя учить.

– Я же не прошу. Тем более, не настаиваю. Просто кручусь рядом.

Глуп он тоже не был.

Непосредственен – да.

И наивность эта, казалось, распространялась на все на свете.

Когда три недели спустя нам пришла пора уезжать, он счел возможным и уместным опуститься на одно колено перед креслом, в котором я сидела, и взять меня за руку.

– Я люблю вас. Знаю, что безнадежно, и что не смею об этом говорить, но я вас люблю!

И в глазах плескалось то самое прозрачное чистое море.

– Если так, сделайте для меня кое-что, Габриэль. Станьте настоящим врачом.

Теперь его волосы были аккуратно стянуты лентой, и фьельденцы звали его доктором Беккетом.

Их новый врач…

– Я рада это слышать, Габриэль. А что до моей фамилии, не место и не время для подобных разговоров, – улыбнуться ему в ответ не составило труда, потому что мне оказалось неожиданно приятно его видеть.

И в самом деле радостно знать, что он добился своего.

Габриэль едва заметно нахмурился, кивнул и сделал еще шаг ко мне.

– В таком случае, вы, быть может, позволите, пригласить вас на обед? Если… – его взгляд метнулся к центру зала, где танцующие пары застывали в прощальном па.

Я почти засмеялась, качая головой:

– Не думаю, что граф Нильсон может усмотреть в этом что-то предосудительное, но завтра я занята. Быть может, послезавтра.

Глаза Габриэля потемнели, а потом снова сделались чистыми-чистыми.

– Вы совсем не изменились, Элисон.

– Зато вы – очень сильно.

– Надеюсь, эти перемены вам приятны.

Улыбаться он тоже научился – сдержанно, красиво, тепло и располагающе.

Ответить ни на его слова, ни на эту улыбку я не успела, потому что из шумной толпы гостей за его спиной появился Кайл.

Губриэль то ли отследил мой взгляд, то ли почувствовал его приближение, и успел обернуться как раз вовремя.

– Рад встрече, граф. Приятно видеть вас во Фьельдене.

Он учтиво склонил голову, но не стал предлагать рукопожатие, но больше всего мне понравилось, что в его голосе не прозвучало ничего, кроме врожденной вежливости.

Ни торжества заговорщика, превосходно осведомленного о том, что все это – фарс.

Ни радости получившего свой долгожданный шанс соперника.

Кайл скользнул по нему задумчивым отстраненным взглядом, а после кивнул в ответ:

– Взаимно, Габриэль. Не возражаете, если я украду вашу собеседницу на один танец?

Все мы знали, что это был не вопрос, но доктор Беккер все же отступил на шаг и поклонился еще раз:

– Хоть на тысячу, если не возражает она сама.

Встретить Кайла посреди леса поблизости от забытой всеми богами деревни было странно.

Увидев его во дворе замка Совета, я почти испугалась того, что моя реальность и вправду могла сместиться и сделаться непохожей на объективную.

Однако танцевать с ним оказалось… Дико.

Мы редко делали это прежде, – оба не слишком любили, хотя и этому тоже меня в свое время научил он.

Теперь же его рука лежала на моей спине уверенно и спокойно, – свободнее, чем он держал Камиллу, – а мне казалось, что даже через плотную ткань темного сюртука я чувствую рисунок его шрамов.

– Ты привлекла внимание, – его голос над ухом прозвучал уже привычно нечитаемо, и по спину пробежал предательский холодок.

Слишком близко.

– Это снова плохо.

– Сейчас – как раз наоборот. Тебе стоит чаще носить красное.

– И чаще жалеть о том, что не родилась мужчиной. Вы прекрасно обходитесь белым и черным.

– Уверена, что стоит искушать судьбу? Никогда не знаешь, что будет в следующий раз, – он сжал меня в объятиях чуть крепче, чем следовало, разворачивая в танце.