Он подобрался ближе, ревниво расталкивая других детей, но Арго не потревожил. Сел рядышком и принялся гладить задремавшего Шмеля.

– М… Марьяна, – снова едва не назвал меня мамой, но отчего-то смутился, – а ты почему не боишься бури?

Я улыбнулась ему.

– А чего ж бояться? – на этом практически все дети перевели на меня взгляд, из чего я поняла, что им очень нужно было знать, почему же бури опасаться не стоило. – Мы все вместе, в стенах нашего дома, здесь тепло, есть еда, – стала перечислять я, загибая пальцы, – музыка, сказки…

– Сказки! – тут же оживилась ребятня.

– Да, – кивнула согласно, – скоро я расскажу одну. Ну и… как можно бояться грозы, когда дракон наш ею управлять способен?

Сказала и поняла, что действительно так думаю. Лишь одно по-прежнему волновало – где там мой Славка? Не один ли?

– Расскажи, – загорелись у Милаха глаза, – сказку!

– Про дракона расскажи, – подхватил Ларо, который до этого момента в самом дальнем углу дожёвывал украденную с кухни лепёшку.

И я начала сочинять для них:

– Однажды в одном доме, ближе к ночи, случилось удивительное. Буря бушевала за окном, никто бы в такую погоду никуда не вышел. А застань кого буря на улице, не пройти тому человеку было и двух метров, таким сильным был дождь и ветер! Но в доме все ждали дракона… Только вот когда в дверь постучали, оказалось…

Хотела сказать я: что в гости пришёл совсем не он, а его злой брат.

Но в этот момент раздался вполне реальный стук в дверь. Все мы обернулись в её сторону, вскакивая со своих мест. Шмель разразился лаем. И сказка моя прервалась.

***

Слава.

Я ни разу, кажется, не говорил Марьяне о своей матери. Уже давно. А если и говорил, то не помню, значит – не заметил даже. Потому что изо всех сил старался этого не делать, и не думать о маме, тоже. Чтобы не делать больнее ни себе, ни Марьяне. Пусть они с сестрой не особо и общались… Но я знал, как Марьяна переживала и сомневалась из-за меня.

Она не готова была к детям. Ни к своим, ни к чужим. Брать надо мной опеку было подвигом для неё. И я бы её даже зауважал за это, если бы прошло ещё чуть больше времени. И если бы мы не попали в другой мир, где я увидел, как она безропотно и с охотой начала возиться с целой кучей беспризорников. Когда в нашем родном мире я один уже являлся для неё проблемой и преодолением себя и своих страхов!

Но ничего, я всё понимаю, выбора у неё здесь действительно не было. Она хорошая девушка, Марьяна не могла бросить целый дом детей на произвол судьбы.

И меня не забыла при этом. Мы как-то… сдружились даже. И я вновь начал смотреть на неё иначе, и может быть зауважал бы за всё. Если бы не нашёл на полу в холле ключик – наш с мамой талисман.

Талисман, которого здесь никак не могло быть!

И всё, дальше помню происходящее, словно в тумане.

Помню свои мысли, что пульсом гремели в висках: Марьяна меня обманула! Скрыла, что мама на самом деле здесь. Не знаю, как, не знаю даже, возможно ли это, но раз талисман наш в этом мире, то и мама!

И я убежал.

Вот так глупо, просто невероятно глупо. Не взяв ни еды, ни запасной тёплой одежды, ничего.

Пришёл в себя, успокоившись, только в сердце города между разрушенными каменными стенами. Отдышался, сев прямо на землю, и понял весь масштаб своего поступка…

А назад – никак.

Ну уж нет! Как это будет тогда выглядеть?

Ладно, может быть – по-взрослому. Вспылил, остыл и всё исправил, пришёл бы на спокойный разговор.

Но я… не мог. Не смог себя заставить.

Обида на Марьяну грызла и ела меня изнутри. Даже если чуда нет и моей матери уже не существует, не то, что нет в этом мире, то всё равно! Тётя должна была отдать мне вещь, напоминающую о матери. Просто обязана была!

Не вернусь – решил я, и продолжил свой путь.

Я ночевал в сарае одного из домов, зарывшись на ночь в сено. Ел сухие ягоды чёрной рябины (мне не понравились), после нашёл замёрзший куст винограда. Чёрные гроздья оказались наполовину испорченными, но ягоды, уцелевшие на них, были сладкими.

И я продолжал идти, думая уже о том, как бы отыскать для себя убежище рядом с колодцем и, может быть, каким-нибудь садом… В идеале – найти погреб с припасами или что-то подобное. И можно было бы жить. На зиму как-нибудь запастись дровами, ветками и всякими досками, чтобы топить печь, найти в ближайших домах чью-то тёплую одежду…

В общем, планы на будущее потихоньку складывались в моей голове, а на ресницах то и дело противно поблёскивали слёзы. Потому что я знал, как сглупил, так некрасиво и некстати вспылив.