— О, это будет так замечательно!

Супруга старосты вновь рассыпалась в славословиях, однако я, заметив появившегося в арке Тома, аккуратно вклинилась в них и, извинившись, поспешила встречать следующий экипаж.

— Кажется, все приехали, — наконец резюмировала я, сопроводив в сад последнее прибывшее семейство и вернувшись к привратникам. — Пожалуй, можете опускать решётку… Хотя нет!

— Ихнее лордство Эйнсли ещё не явились, — подхватил Стини. — Счас, гсжа, я на стену сбегаю, гляну.

Я отпустила его жестом и задумалась (точнее, вступила в борьбу со своей рассудочной частью), не заглянуть ли мне к Райли. Буквально на минуточку — рассказать, как всё проходит. И когда Стини прокричал сверху: «Едут, гсжа!», я так и не приняла какого-либо решения.

«Ладно, в любом случае сначала надо встретить Эйнсли», — подумала я.

И вдруг привратник ещё раз подал голос, уже встревоженно:

— Гсжа, там ещё кто-то на горизонте появившись! И много как!

— Много?

Я подобрала юбку и поднялась на стену. Приложив ладонь козырьком ко лбу, вгляделась в закатную даль и вздрогнула.

Не карета, а всадники. Вроде бы не солдаты, но кто тогда? Не пригласил ведь Эйнсли на праздник своих людей? И не убегает же он от преследователей?

Я машинально впилась пальцами в парапет и тихо, но внятно сказала Стини:

— Стоишь чуть в стороне, не привлекая внимания, и наблюдаешь за ситуацией. Если что-то идёт не так, сразу бежишь к господину управляющему и всё ему докладываешь. Ясно?

— Как день, гсжа! — Стини вытянулся во фрунт.

Я одобрительно кивнула, бросила последний взгляд на приближавшуюся кавалькаду и спустилась во двор встречать Эйнсли.

— Леди Каннингем, вы сегодня особенно…

— Благодарю вас, лорд, — невежливо перебила я. — Вы, как всегда, очень обходительны…

Тут Эйнсли, должно быть, вспомнил наши разговоры до памятного происшествия в дюнах и не сдержал кривую усмешку.

— Но что вы скажете о всадниках, которые скачут вслед за вами? — закончила я, и лорд-разбойник мгновенно посерьёзнел.

— Кто-то скачет следом? Вы позволите взглянуть?

Я кивнула и уже вместе с Эйнсли поднялась на стену.

Теперь неизвестные были гораздо ближе, и лорд-разбойник немедленно опознал их.

— Полиция?

Если бы вложенное в это слово напряжение можно было перевести в электричество, дуга получилась бы на все двести двадцать.

— Что им здесь нужно? — Эйнсли требовательно повернулся ко мне.

Увы, ответить я могла лишь пожатием плеч и пессимистичным:

— Вряд ли просто поприсутствовать на празднике. Вы точно ничем не привлекли их внимания, лорд?

Эйнсли покачал головой, и настала моя очередь криво усмехаться.

— Что же, тогда это по мою душу.

И я могла бы поклясться, что среди незваных гостей будет не только Каннингем, но и незабвенный инспектор Трейси.

— По вашу? — не сразу понял Эйнсли. — Но что вы?..

И замолчал. А я распрямила плечи с чувством, будто поднимаю на них небесный свод, и почти легкомысленно произнесла:

— Надеюсь, вы извините, что я не смогу проводить вас в сад, лорд Эйнсли?

— Разумеется! — Мою дань вежливости отмели чирканьем руки. — Более того, если вы позволите, леди Каннингем, я бы хотел присутствовать при встрече с… гостями.

В душе встрепенулось воодушевление: всё-таки в этом мире присутствие мужчины при любых переговорах давало существенное преимущество. Однако я была обязана уточнить:

— Уверены? Вы сами можете подставиться под удар.

Эйнсли высокомерно фыркнул и приосанился.

— Меня не страшат ни полиция, ни чьё бы то ни было неудовольствие. А оставлять вас в одиночку противостоять этим… Кхм. Словом, недостойно мужчины.

Я не стала прятать тёплую, благодарную улыбку. Конечно, Эйнсли не был лишён недостатков, но и врождённого рыцарства — тоже.

«И жить ещё надежде до той поры, пока Атланты небо держат на каменных руках», — пронеслось в голове, и я сказала:

— Спасибо, лорд. Идёмте встречать гостей.

Предчувствие меня не обмануло. Полицейский отряд, въехавший в гостеприимно открытые ворота Колдшира, возглавляли инспектор Трейси и Каннингем.

— Добрый вечер, господа, — приветствовала я их с самой радушной улыбкой. — Вы как раз вовремя: праздник роз вот-вот начнётся.

Полицейские заметно смутились: похоже, они ожидали совсем другого приёма. Трейси тоже как будто растерялся, и лишь Каннингем сохранил на лице непроницаемое выражение.