Сели в машины, и кортеж тронулся. Я постарался изобразить из себя мужика, который наконец-то расслабился. Растянул губы в довольной улыбке, откинулся на сиденье, периодически прикрывал глаза, словно вспоминая недавние удовольствия.

Мои сопровождающие хранили молчание, но атмосфера стала другой. Напряжение первых дней сменилось чем-то вроде настороженного любопытства.

Они взяли с собой лепёшки и кислое молоко, которые мы ели прямо в машине, запивая терпким напитком. День близился к середине, когда покинули Бахчисарай, оставив позади его узкие улочки, белые дома и шумные базары. Город понравился мне своей колоритностью и жизненной энергией, бьющей через край. Никакой искусственности, всё настоящее — от запахов специй до взглядов местных жителей.

— Дипломат, — неожиданно обратился второй турок, нарушая молчание. — Если можно, ответь, зачем тебе эта женщина за такие деньги? Ты мог бы купить себе замок и слуг, а ещё жениться на хорошей, достойной девушке.

— Считайте это моей блажью, — пожал плечами, не вдаваясь в подробности.

Они задумались, переглянулись, но продолжать расспросы не стали. Возможно, решили, что русский дипломат имеет право на свои странности, даже если те противоречат местному пониманию приличий. Ну и ещё моя внешняя молодость, которая всех так обманывает.

В глазах сопровождающих я заметил перемену: меньше ненависти, больше интереса. Видимо, человек, способный заплатить пятьдесят миллионов за женщину, вызывает у них определённое уважение, пусть и смешанное с недоумением.

— Не понимаю вас, русских, — продолжил Зафир после долгой паузы. — Девушка и женщина должны быть скромными и не показывать себя всем, должны быть укрыты от чужих глаз.

— Это ты про вашу традиционную обёртку? — уточнил я, имея в виду скрывающие лица и фигуры одеяния местных дам.

— Только муж должен видеть красоту своей жены, — добавил второй. — Вот скажи, русский, что бы ты выбрал: завёрнутую конфетку или открытую, которую уже трогали и, может быть, облизывали?

Хмыкнул. Похоже, у нас завязывается настоящий мужской разговор. Забавно… Может, всё-таки наладим контакт, хотя бы минимальный?

— Интересная аналогия, — кивнул я. — Если позволите, господа, то сначала спрошу у вас.

— Закрытую! — тут же ответил Зафир, не задумываясь ни на секунду.

— Закрытую, — повторил второй, как эхо.

— Понятно, — кивнул, обдумывая ответ. — А если ты выбрал конфетку, то обязан её съесть?

— Да! — подтвердили они одновременно, словно это был единственно возможный ответ.

— А что будет, если не конфетка, а дерьмо? — спросил я прямо. — Ну, или в ней яд, или вообще что-то другое, не то, что ожидаешь? Съедобное на вид, но непригодное внутри?

Турки зависли, как будто я спросил что-то невообразимое. Кажется, такая мысль им даже в голову не приходила. Их лица выражали смесь непонимания и лёгкого отвращения от моей прямоты.

За окном проплывали степные пейзажи. Желтоватая трава колыхалась под порывами ветра, создавая иллюзию бескрайнего золотого моря. Изредка попадались одинокие деревья, скрученные суровыми условиями в причудливые формы. Небо — голубое, чистое, без единого облачка — простиралось над нами, словно огромный купол.

К вечеру воздух начал меняться. Он становился более влажным, более свежим, принося с собой слабый, но узнаваемый запах соли. Мы приближались к морю, моему первому морю в этой жизни.

Дорога постепенно пошла под уклон. Вдали показалась тонкая линия синевы, отделяющая землю от неба. С каждым километром она становилась всё шире, пока не превратилась в бескрайнюю водную гладь, сверкающую в лучах заходящего солнца.

Пока турки обдумывали мои слова, я закрыл глаза и мысленно заглянул в пространственное кольцо. Песчаные змеи наконец-то распутались, как и предполагал. Живой клубок, который образовали эти твари, превратился в отдельных особей, лениво перемещающихся по своему загону.

Я совместил несколько загонов, выровняв поголовье монстров. Теперь осталось их как-то покормить. Диету сразу менять нельзя, да и голодом морить тоже рискованно. Ослабнут, заболеют, а то и вовсе умрут. Собрал то, что осталось от Па, — остатки панциря, внутренности, куски плоти, которые не захотели сожрать маленькие паучки. И забросил к ним.

Твари тут же накинулись на угощение, как голодные волки. Раздалось шипение, послышались возня, щёлканье челюстей.

Разделил Лахтину и мать перевёртышей. У каждой своя комната, отдельная от другой. Не хватало только, чтобы эти две начали разборки в моём пространственном кармане.