Лапа перевернула карту. На лицевой стороне действительно червовый валет.

И никаких дырок от пуль.

– Когда они соберут колоду и не найдут этого валета, – говорит Пасьянс, – то решат, что он вылетел в окно. Ветер унес, нелепая случайность. Бывает… Идем. Больше тут делать нечего.

Из любовного гнездышка перемир увел опять к большой воде. Но уже не к берегу, а в самое сердце. То ли моря, то ли океана, не знаю.

Кругом до горизонта сплошь вода, а мы покачиваемся в старой лодке. На досках белые корки соли. Течей мы не обнаружили, но, несмотря на это, низ слегка подтоплен. Наверное, лодка дрейфует в бесконечности вод с незапамятных времен, и шторма успели раз двадцать перевернуть ее кверху дном и столько же раз перевернуть обратно.

Мы оба приняли человеческий облик.

Гардероб Пасьянса тот же: светлый плащ, брюки на подтяжках, ботинки. Рубашка с красными и зелеными полосками крест-накрест, такой узор можно видеть на «рубашках» игральных карт. А я – в спасательном жилете и каком-то комбинезоне. Видимо, тот факт, что под нами сокрушительная пропасть воды, давит на подсознание.

Сидим друг напротив друга.

Пасьянс ловко, точно фокусник, извлек из ширмы волос червового валета, крутит в пальцах.

– Теперь ты имеешь представление, как делаются артефакты, – говорит он. – Сперва я «ранил» эту карту. И не абы чем, а непосредственно своей фантастической удачей, чему ты был свидетелем. Тем самым я вложил удачу в карту. После чего при помощи людей «зашил» раны. И теперь этот валет хранит частичку моего везения.

Он протянул карту мне.

– Держи.

Я слегка растерялся.

– Но… мне нечего дать взамен.

– Будем считать, это аванс. Надеюсь, когда ты сделаешь свой первый артефакт, ты вспомнишь, кто стоял у истоков твоего обучения.

В усах притаилась хитрая, но благосклонная улыбка.

Я улыбнулся в ответ и принял подарок.

– Спасибо!

Мы вернулись на Пригоршню, но Карри я там не обнаружил. Перед тем как распрощаться с черно-белым котом, я еще раз поблагодарил за подарок и, блин, на автопилоте чуть не пожелал ему удачи! Правда, вовремя себя одернул. Это ведь как пожелать денег миллиардеру. Можно подумать, что издеваюсь.

Я решил еще немного побродить по Пригоршне, поглазеть на разномастную публику.

– Эй, камушек, – обратилась ко мне зеленая кошка, – ты домашний или сам по себе?

Шерсть ей заменяет короткая, как на лужайке, трава, узоры тела выложены мозаикой из мелких фиолетовых цветочков, хвост похож на стебель плюща, даже листья имеются, а вместо усов покачиваются колоски злаков.

– Сам, – ответил я.

– Эх, порой завидую вам, свободным, – мурчит кошка, обходя меня по кругу, – но если бы у тебя был хозяин, то он сказал бы «мой кот – моя крепость».

Столь витиеватая лесть навела на мысль о том, что последует далее. Нечто вроде «но даже такому коту не помешает надежный артефакт, у меня как раз найдется».

– Спасибо, – отвечаю с деликатной улыбкой, – но мне нечего предложить взамен.

– Ох, ну зачем так сразу, – говорит ходячая клумба с нежной укоризной, – я вовсе не собираюсь ничего навязывать. Разве что свое скромное общество.

Она встала напротив, зашептала мне на ухо:

– Кстати, меня зовут…

И исчезла.

Я покрутил головой. Травянистой кошки поблизости и впрямь нет. Как это понимать? Разновидность заигрывания с целью взбудоражить мое любопытство?

– Лаванда, – говорит рыжий кот, подходя ко мне, – ее зовут Лаванда.

– Куда она пропала? – спросил я.

– Вернулась домой. Не по своей воле, конечно. Хозяйка, наверное, ищет Лаванду по всей квартире, приспичило потискать, и перемиру ничего не остается, кроме как вернуть.

Кот уселся рядом, наждак языка важно прошелся по кончику передней лапы несколько раз, и рыжий продолжил:

– Домашние кошки наслаждаются свободой перемира, лишь когда хозяева спят или заняты делами. Увы, привычка людей видеть нас там, где они ожидают увидеть, имеет над нами власть. Ты недавно в Бальзамире, да? Еще насмотришься на такое, поверь, дело обычное. Болтаешь, болтаешь с кем-то, а он вдруг на полуслове – хоп! – испарился…

Мне вспомнился недавний разговор с Карри на пирамиде.

– Ну, есть мнение, что некоторым по душе такая двойная жизнь.

– Кому как, – заметил кот философски.

Прошелся перед моим носом, сел с другой стороны. Его отличает то, что шерсть вдоль хребта торчит игольчатым гребнем, словно ирокез, он тянется даже по хвосту.

– Кто-то просто убедил себя в том, – поясняет рыжий, – что его все устраивает, потому как выбора нет. По мне, возвращаться приятно лишь туда, куда возвращаться не заставляют.

– Тоже верно, – согласился я.

– Как твое имя?

– Риф.

– Тебе подходит. А я Ирвин. Имей в виду, Риф, если внимание каких-то людей станет для тебя слишком назойливым… эту проблему можно решить. На какое-то время. С помощью вот этих милых игрушек.