Когти существа вспороли воздух, и на этот раз Феликс не успел полностью уклониться. Острое лезвие скользнуло по его плечу, рассекая ткань и кожу. Боль пронзила руку, но хуже было другое — в месте пореза вены почернели, словно в кровь впрыснули чернила.

Феликс отпрыгнул назад, прижимая ладонь к ране. Кровь, просачивающаяся между пальцами, казалась темнее обычной, с неестественным блеском. Странник усмехнулся, видя его замешательство.

— Да, чемпион. Это скверна. Она проникает в твою кровь, в твои мысли, в твое восприятие. Скоро ты перестанешь отличать реальность от кошмара.

На другом конце двора Елена вела свою битву. Она двигалась сквозь толпу искаженных существ с грацией танцовщицы, каждое движение — точный удар, каждый шаг — часть сложной комбинации. Её руки светились серебром, рисуя в воздухе сложные узоры, которые оставляли за собой шлейф тающего света.

Феликс почувствовал её присутствие через их связь — она знала о его ранении. Он ощутил её беспокойство, а затем решимость. Она не могла оставить свою позицию — слишком много существ прорвалось через барьер, слишком многих она должна была остановить.

Скверна в ране распространялась быстрее, чем он ожидал. Черные линии поползли вверх по руке, достигая плеча. С каждым ударом сердца яд продвигался глубже, затуманивая разум, искажая восприятие. Золотые линии вероятностей, всегда такие четкие, начали размываться, двоиться, показывая противоречивые варианты.

Странник наблюдал за ним с жутким удовлетворением: — Вот так всегда начинается преображение. Сначала отрицание, затем смятение, а потом… принятие. Ты увидишь мир таким, каков он есть на самом деле — хаосом возможностей, не скованным жесткими рамками того, что вы называете “естественным порядком”.

Феликс покачнулся, пытаясь сосредоточиться. Воздух вокруг него сгустился, каждый вдох давался с трудом. Золотые нити вероятностей рвались и перепутывались, показывая невозможные варианты будущего — он видел себя, растворяющегося в тумане, себя с черными венами по всему телу, себя, становящегося частью скверны.

“Нет,” — мысленно произнес он, отталкивая эти видения. — “Это не мое будущее. Это искажение.”

Где-то на краю сознания он почувствовал присутствие Елены — серебристый якорь в море хаоса. Через их связь пришло не столько сообщение, сколько ощущение: обновленная печать не просто инструмент для видения вероятностей, она — часть его сущности, часть его души. Скверна может исказить восприятие, но не может изменить саму суть.

Феликс закрыл глаза, отгораживаясь от визуальных иллюзий, и сосредоточился на ощущении печати внутри. Под слоем боли и тумана он нашел её — пульсирующую золотым светом, переплетенную с серебристыми нитями.

Он позволил сознанию погрузиться в этот символ, и внезапно увидел знакомую закономерность. Скверна не просто искажала возможности — она переворачивала их, делая наименее вероятное наиболее вероятным, и наоборот. Это не было хаосом — это была обратная логика, извращенная, но все же логика.

“Если скверна делает невероятное вероятным,” — подумал Феликс, — “то самый невероятный исход сейчас — моя победа. А значит, именно она и должна произойти по законам скверны.”

Эта парадоксальная мысль прояснила разум, словно глоток ледяной воды. Печать на груди вспыхнула ярче, реагируя на понимание. Скверна в ране запульсировала, уже не распространяясь дальше, словно наткнувшись на невидимую преграду.

Странник нахмурился, чувствуя изменение: — Что ты делаешь? — прошипел он, впервые его уверенность дрогнула.

Феликс открыл глаза и улыбнулся: — Использую твою силу против тебя самого.

Он позволил золотым нитям вероятностей смешаться с чернотой скверны, не сопротивляясь ей, а направляя её. Вместо того, чтобы видеть самый вероятный путь, он смотрел на самый невероятный — и именно ему позволял осуществиться.

Странник атаковал с нечеловеческой скоростью, но на этот раз Феликс не уклонялся привычным способом. Он двигался против интуиции, против логики боя — туда, где, казалось, не было пути к спасению. И парадоксальным образом именно там находил промежуток в защите противника.

Его удар пришелся точно в центр груди странника — туда, где у обычного человека находилось бы сердце. Ладонь пронзила плоть, которая оказалась неестественно мягкой, словно состоящей из густой жидкости. Феликс почувствовал что-то твердое внутри — кристалл, пульсирующий черным светом с красными прожилками.

— Невозможно! — прохрипел странник, его лицо исказилось от шока и ярости. — Никто не может…

— В мире обратных вероятностей, — прервал его Феликс, сжимая кристалл внутри тела существа, — невозможное становится неизбежным.