Начинаю замечать, что стены движутся не хаотично, а по какому-то закону, будто проверяя нас.

— Это уже не смешно, — шипит Мария, с силой вбивая свой кинжал в стену, но та мгновенно затягивается.

— Держитесь рядом! — приказываю я. — Если начнем паниковать, нам конец.

Движемся дальше, а лабиринт словно издевается над нами. Чувствую его сознание, его древнюю магию, и в какой-то момент понимаю — он не хочет нас убить.

Он испытывает!

Вспоминаю карту, которую видел у входа, мысленно прокладываю путь. Запоминаю моменты, когда стены исчезали и появлялись снова.

Мы идем вперед, я веду группу.

В какой-то момент видим перед собой бесконечный коридор, ведущий в темноту. Делать нечего — шагаем вперед.

Внезапно пол уходит из-под ног, и мы проваливаемся вниз. Земля переворачивается. Мы падаем, не успевая даже закричать, и… вываливаемся в огромный зал.

Тронный зал.

Высоченные колонны, уводящие вверх во тьму, каменные стены, украшенные золотыми узорами и древними фресками. Огромные канделябры с магическим светом. В конце зала возвышается трон, а на нем —граф Лев Шумской.

Мой прапрадед.

Он встречает нас в центре родового зала, где под потолком медленно крутятся тени давно ушедших предков. В воздухе пахнет старой бумагой, воском и чуть-чуть серой — словно кто-то совсем недавно приоткрыл дверь в преисподнюю.

Граф Шумской сидит, раскинувшись, как император, с высоко поднятой головой и холодной усмешкой на губах. Одет в темный камзол с золотыми узорами, на пальцах перстни с рубинами. В глазах — насмешка.

Зир, поднявшись с пола, оглядывается.

— Так. Это не то, чего я ожидал. Где бал? Где танцы? Почему меня никто не угощает?

Шумской смеется. Низко, раскатисто.

— Вы справились. Не прошло и недели.

Сжимаю кулаки.

— Семь дней! Мы пробыли там семь дней?! Ты что, издеваешься, дед?

— Да, в реальном мире прошло именно семь дней.

Хмурюсь.

— Ты запер нас в этом склепе. Зачем?

Шумской медленно откидывается назад.

— Ты думаешь, что готов к великой силе? Ты думаешь, что можешь претендовать на наследие нашей крови? Я должен был убедиться. Ты не первый, кто попытался выйти отсюда. Но ты первый, кто справился.

— И что теперь? Ты вручишь мне какой-то артефакт и исчезнешь? — язвительно спрашиваю я.

— О, нет! — он улыбается. — Теперь ты должен понять, что судьба нашей семьи — это не просто магия. Это проклятие. И оно только начинается.

Ощущаю, как воздух вокруг становится плотнее. Внутри что-то сжимается.

Шумской наклоняется вперед, его глаза сверкают.

— Добро пожаловать в игру, мой мальчик. Надеюсь, ты готов.

— В какую еще — игру?!

— Ты оказался упрямее, чем я думал, — пророкотал он, скрещивая руки на груди. — Ну что ж, последнее испытание. Выживешь — заберёшьто, что я тебе приготовил.

— Уже второй раз вы мне это говорите, — замечаю я, качая головой. — Почему я должен вам верить?

— Барон, ему просто скучно здесь в вечности, вот он и забавляется, — шелестит на ухо фамильяр.

Шумской ухмыляется.

— Ловкость и сила у тебя есть, смекалка тоже… Но достоин ли ты носить знак моего рода? Сейчас узнаем.

В этот момент пол под нами задрожал, и стены зала начинают расходиться, открывая передо мной… пустоту.

Настоящую, густую, всепоглощающую тьму, которая закружилась воронкой. Где-то на краю раздался голос Зира.

— Ну что, хозяин, прыгнем в неизвестность? Всё равно хуже, чем есть не будет.

— Я же говорила, — отзывается Нина, скрестив руки. — Эти твои предки просто скучающие аристократы…

— А я всегда верила в тебя, барон, — с невинной улыбкой перебивает свою тетушку Мария. — Ты же выберешься… наверное.

Арсений фыркает.

— Я, конечно, твой брат, но даже мне кажется, что это безумие.

Но я уже делаю шаг вперёд.

Темнота мгновенно поглощает меня, будто ледяная вода. Я не могу дышать, не могу двигаться — только падаю.

Где-то вдали мелькают образы прошлого — битвы, предательства, древние ритуалы, кровавые клятвы…

И вдруг — вижу землю. Стою на вершине башни, а напротив меня — сам молодой Шумской.

— Выбор! — объявляет он. — Либо ты сдаёшься и уходишь, либо докажешь свою силу.

— Как именно? — уточняю я, оглядываясь.

Шумской улыбается.

— Выиграй у меня в шахматы.

— Серьёзно? — щурюсь. — У вас тут такое нагнетание, а в итоге — шахматы?

— На доске судьбы, — уточняет он. — Фигуры живые.