— Жуй скорее! — рявкнул Гаршин. — А то сейчас Фёдор Михайлович вам обоим это печенье знаешь, куда вставит?

Послышался стук каблуков. Мерные шаги, будто человек особо никуда не торопится. А шаги тем временем были всё ближе. Что же меня ждало? Ссылка, новые плети? А может, здесь и смертная казнь была в ходу?

Я осмотрелся. Всё тот же паркет. Удобное кресло, аккуратный диван. Вот зачем в комнате для допросов — диван? Уже знакомый мне следователь вошёл в помещение, кивнул полицейским. Сел за стол и положил перед собою бумаги. Внимательно посмотрел на меня.

— Да тебя не узнать, Семён, — сказал он без тени улыбки. — Побрился. Постригся. Стал выглядеть на свой возраст, в конце концов.

— Здравствуйте, — ответил я. — Хочу попросить прощения за тот побег…

— Да брось, — отмахнулся Фёдор Михайлович. — Подумаешь, три дисциплинарных взыскания, пять строгих выговоров… Одному нашему сотруднику даже выписали плетей. Сущая мелочь!

Лермонтов и Гаршин подобострастно рассмеялись. Следователь сцепил руки и посмотрел мне прямо в глаза. Вот, значит, в чём причина их недовольства. Можно подумать, на моём месте они бы не стали убегать! Пауза была просто театральной. Наконец, следователь продолжил:

— Рассказывай, что ещё натворил. Времени у меня мало.

— Ничего, — пожал я плечами. — О прошлой жизни ничего не помню. Мне кажется, я работал врачом.

Полицейские переглянулись между собой.

— Фамилия Частный тебе что-нибудь говорит? — спросил следователь.

— Нет, — честно признался я.

— Бобруйск?

— Ну, знаю такой город, — пожал я плечами.

Правда в том, что про Бобруйск я знал только мем. «В Бобруйск, животное!» Никогда не понимал его, если честно. Кажется, Бобруйск — это где-то в Белоруссии. Или в России?

— Хочешь узнать, кто ты и что ты? — спросил следователь.

— Да, если можно, — кивнул я. — Только мне бы попить.

— Попить? — воскликнул следователь.

— Да, — сказал я. — Два дня не пил.

Фёдор улыбнулся. Посмотрел на своих подчинённых. Тут я убедился в мысли, что это из-за него мне организовали лечебное голодание. Вот ведь, злопамятный какой!

— Ладно, — махнул он рукой, — снимите наручники. Так вот, слушай, Семён Частный. Тебе двадцать девять лет. И происходишь ты из обычной городской семьи. Учился ты не на врача, а на коновала. Ветеринара, если говорить по-простому. И характеризовали тебя как студента со средними способностями.

Я взял графин и налил стакан. Выпил. После долгой жажды или голода крайне важно соблюдать умеренность. Иначе может стать хуже. Но как её соблюдать, если пить хочется сильно?

— Можно я ещё печенье возьму? — попросил я.

— Господи, сама непосредственность! — всплеснул руками Фёдор. — Ну как на такого можно серчать? Бери. Я такую гадость и не ем. Так вот, Семён. Четыре года тому назад, когда ты уже заканчивал свою учёбу, у тебя завязались отношения. С Анастасией Румышкиной, помнишь такую?

Он посмотрел мне в глаза пристально. Буквально буравил. Мне почему-то стало смешно. Вот кто совершал все эти ошибки прошлого? Кто же натворил всё это — я или тот, чьё тело теперь моё? И кто должен за это всё отвечать?

— Не помню ничего, — ответил я. — Мне казалось, что я — доктор. А коновал — это ветеринарный врач?

— Дослушай, бродяга, — потребовал следователь. — Вся семья Румышкиных была против ваших отношений. Однако же, ты их не прекратил… Но семья, однако же, оказалась с крепкими убеждениями. И посчитала вашу любовную связь — позором. И вот тут ты повёл себя, как трус.

— Как?

— Сбежал, — ответил Фёдор. — Подался в Москву. Поначалу у тебя даже была регистрация и договор найма койки. Но жизнь в большом городе не задалась…

— Не помню, — пожал я плечами. — Ничего. Простите.

— Ты погружался всё глубже и глубже на дно, — продолжал свою речь следователь. — А последний год и вовсе обретал на свалке… Где и произошёл досадный инцидент.

Мы помолчали. Я доедал уже третье печенье. Возможно, это казалось невежливым, но мне было наплевать. Полицейские с красивыми фамилиями хмурились, а Иванов буквально буравил меня взглядом.

— Не помню, чтобы я совершал какие-то преступления… — решил схитрить я. — Или я ошибаюсь?

— За тобою по следу шёл Иван Иванович Румышкин, — продолжал следователь. — Брат Анастасии. Той самой, из обедневших дворян. Таких, что не могут позволить себе частного сыщика. Он дал себе клятву чести найти тебя! И искал, искал… Кстати, регулярно отмечался в полицейском отделении. Он искал тебя, что называется, оперативным методом. Сам устраивался на работу в места, куда приличные люди не захаживают.