Молчун молнией врезался в строй врага, как скала, разбивая кости, прорубая плоть. Но врагов было слишком много. Солдаты, которых они взяли из крепости, один за другим падали намертво. Один был сражён копьём, другого разрубили пополам. Алекс метался между ними, отсекая удары, покрывая их огненным щитом, но не мог спасти всех и каждого в отдельности.

С каждым погибшим в груди нарастала ярость. Он чувствовал, как корона усиливает его магию. Как метка пульсирует в такт его гневу.

— Сжечь всё! — закричал он, и пламя вырвалось по земле, охватывая врагов кольцом.

Когда пепел осел, их осталось трое: Алекс, Лия и Молчун. Против троих инквизиторов: магистра и его двух элитных телохранителей. Те шагнули вперёд, не выказывая страха. Один — с молотом, второй — с цепом, сам магистр держал копьё, льду подобное.

Бой был коротким, но яростным.

Молчун принял на себя удар молота, отбросив врага и разорвав его грудь. Лия изловчилась, ударила второму инквизитору в горло. Оба пали. Остался магистр.

— Ты недооценил нас, — сказал Алекс, поднимая меч.

— А ты недооценил жертвы, которые приносит сила, — ответил тот. Его глаза сверкнули, и он метнул в Алекса копьё льда.

Алекс отреагировал в последний миг — ушёл в сторону, развернулся, и одним взмахом меча отсёк магистру голову. Та покатилась по траве, а тело рухнуло, расплескав кровь вокруг себя.

Но когда он обернулся — время в его голове застыло.

Молчун стоял, пошатнувшись, а из его живота торчало то самое копьё, от которого Алекс увернулся. Ледяной осколок прошёл насквозь, пробив доспех, плоть, и теперь растворялся, как иней на солнце…

— Молчун… — выдохнул Алекс.

Тот посмотрел на него, ничего не говоря, и упал на колени.

— Нет… — Лия бросилась к нему, упав рядом.

Алекс подбежал, схватил друга за плечи. Губы Молчуна дрогнули, он будто

пытался что-то сказать…

Кровь стекала в землю, будто сама природа скорбела. Молчун лежал, прижав руку к ране, но сил больше не было. Губы его были бледны, дыхание — прерывисто. Лия не могла сдержать слёз, но знала: сейчас не время для паники. Алекс, сжав зубы, держал Молчуна за плечо, как будто мог передать ему часть своей жизни.

— Алекс… — вдруг прохрипел Молчун. — Руку…

— Что? — наклонился Алекс.

— Порежь… руку… свою.

— Чего ты несёшь?

— Сделай… — выдохнул он.

Алекс не понимал, но меч всё ещё был в его руке. Он сделал небольшой надрез на ладони, кровь заструилась. Молчун с усилием приподнялся, стиснул своей окровавленной рукой руку Алекса, сцепив пальцы.

— Теперь ты… мой брат… по крови, — выдохнул он, и глаза его на миг прояснились.

— Зачем… зачем ты это сделал? — прошептал Алекс.

— Потому что ты… должен знать… Я не просто наёмник… не просто твой друг.

Он закашлялся, кровь проступила на губах.

— Моё имя… Каэль… Я — законный наследник Империи…

Тишина накрыла поляну, как саван.

— Что?..

— Я был спрятан, когда Империя пала… когда нас предали. Меня вырастили в тени, готовили к возвращению. Но я знал — один я ничего не смогу. Я искал союзника, воина, лидера, и… нашёл тебя.

Алекс сжал его руку крепче.

— Почему не сказал раньше?

— Потому что, если бы ты знал… ты бы не стал собой. А мне нужен был ты. Настоящий ты. Не солдат, не барон… — он закашлялся, дрогнул, — …а человек, способный нести корону. Сражаться не за трон, а за людей.

— Это бред… — прошептал Алекс, но внутри уже всё перевернулось. В сердце колотилось что-то древнее, будто слова Каэля пробудили в нём силу, о которой он сам не знал.

— Теперь ты мой брат… — улыбнулся Молчун. — А значит… теперь Империя — твоя судьба.

Его пальцы дрогнули в последний раз, сжались… и разжались.

Лия заплакала, склонившись над телом. Алекс сидел молча, кровь стекала с его ладони на землю, смешиваясь с кровью Каэля.

Он не знал, что делать.

Но где-то в груди, в самом её центре, уже разгорался новый огонь.

Огонь Империи.

Они шли медленно. Тело Молчуна, теперь уже принца Каэля, несли на самодельных носилках, обтянутых плащами и перевязанных верёвками. Алекс шёл первым, сжимая зубы, с застывшим лицом. Лия — следом, глаза её были пусты, как зимнее небо.

Путь от храма до крепости казался бесконечным. Всю дорогу они молчали. Те, кто ещё утром шутил и подтрунивал друг над другом, теперь шли в тишине, под гул ветра и стук собственных шагов.