В этот момент на северный бастион приземлилась Ярослава. Воздушные потоки ещё клубились вокруг неё, медно-рыжие волосы развевались, металлические кольца в косе звенели. Серо-голубые глаза пылали гневом.

— Боярин! — она подошла ко мне решительным шагом. — Что за безумие? Мои Волки сидят на южной стене, где всего пара десятков Трухляков! А здесь настоящая мясорубка!

Я повернулся к ней, не прерывая наблюдения за полем боя:

— Северные Волки остаются в резерве. Это необходимо.

— Необходимо? — В её голосе звучала боль. — Прохор, я понимаю важность резерва. Но посмотри — твои люди истекают кровью! Молодые парни, которые месяц назад держали в руках вилы, а не автоматы. А мои Волки — профессионалы с десятилетним опытом — прохлаждаются в безопасности.

— Именно поэтому они в резерве, — спокойно ответил я, высвобождая руку. — Когда появятся нужда, например, Жнецы, именно твои люди станут остриём контрудара.

Ярослава стиснула зубы, её плечи напряглись:

— А если они не появятся? Если мы потеряем стены раньше? Прохор, я не могу… — она запнулась, подбирая слова. — Я никогда не посылала людей туда, куда не пошла бы сама. А сейчас сижу в безопасности, пока гибнут те, кого должна защищать. Посмотри — равелины пали, стены под ударом! Нужно бросить все силы!

Она была великолепна в своём гневе. Высокая, атлетичная фигура напряглась, готовая к действию. Примечательно, что в её голосе не было вызова — только искренняя мука командира, вынужденного бездействовать. Я понимал её чувства. В прошлой жизни сам не раз рвался в бой, когда долг требовал оставаться в тылу. Но я не мог позволить эмоциям — ни её, ни своим — влиять на тактические решения.

— Ярослава, — произнёс я жёстко. — Это не обсуждается. Северные Волки остаются на позициях. Я знаю, как это тяжело, но сейчас твой долг — сохранить силы для момента, когда они действительно понадобятся. Если же не можешь подчиняться приказам — покинь стены.

Княжна побледнела. Мы смотрели друг другу в глаза — серо-голубые штормовые против моих тёмных. Напряжение можно было резать ножом.

— Ты правда думаешь, они придут? — наконец, спросила она тише.

— Уверен. Кто-то или что-то направляет их. И когда покажется настоящая угроза, мне нужны будут твои лучшие бойцы в полной готовности.

Княжна закрыла глаза, борясь с собой. Когда открыла — в них читалось решение:

— Хорошо. Я приму твоё решение. Но, Прохор… — она схватила меня за предплечье, — если ты ошибаешься, если мои люди сидят без дела, пока другие гибнут зря…

— Тогда вся ответственность на мне, — закончил я. — Как и должно быть. Я воевода, Ярослава. Каждая смерть — и так на моей совести. Доверься мне, княжна. У меня есть план.

Она прищурилась, изучая моё лицо. Потом резко развернулась:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Платонов.

Засекина активировала заклинание и умчалась обратно на южную стену. Я проводил её взглядом и вернулся к управлению обороной. Она не понимала. Профессиональные наёмники — это мой козырь, который нельзя разменивать на рядовых Бездушных.

— Северный сектор, усилить огонь! — скомандовал я в амулет. — Оптическая башня, перенести луч на северо-восточный участок!

Битва продолжалась. Спринклерная система шипела, распыляя едкую смесь. Луч Светобоя выжигал новые полосы в рядах атакующих. Защитники Угрюма держались.

Анфиса прижалась спиной к стене лазарета, пытаясь справиться с накатывающими волнами чужой боли. Её Талант Эмпата, обычно позволявший ощущать настроение пациентов, сейчас превратился в проклятие. Десятки раненых, их страх, агония, отчаяние — всё это обрушивалось на восемнадцатилетнюю девушку невыносимым потоком.

— Анфиса! Бинты! — крикнул доктор Альбинони, склонившийся над бойцом с рваной раной на животе.

Она встряхнулась, схватила чистый перевязочный материал и побежала к итальянцу. В дальнем углу Георгий Светов магией исцелял защитника с открытым переломом бедра и рассечённой артерией. Изумрудное свечение окутывало раненого, но даже магия имела пределы — целитель уже покачивался от истощения.

Новая партия раненых. Четверо дружинников внесли носилки с молодым парнем. Кровь пропитала импровизированную повязку на груди, дыхание — хриплое, прерывистое.

— На стол! — скомандовал Альбинони, но тут же покачал головой, осмотрев рану. — Нет… Положите его там, в углу. Сначала тех, кого можем спасти.

Анфиса почувствовала, как сердце сжалось. Хоть она никогда и не видела этот взгляд доктора, но сразу поняла, что скрывается за ним. Необходимость установливвать очерёдность оказания помощи раненым. Фактически выбирать между жизнями тех, кого ещё можно было спасти, и всех остальных.

Девушка подошла к умирающему. Молодой парень, может, на пару лет старше её. Глаза широко раскрыты, в них — животный ужас смерти.