Эмпат опустилась на колени рядом с носилками. Его эмоции ударили по ней физической болью — страх, такой плотный, что можно было задохнуться. Боль, пульсирующая с каждым ударом слабеющего сердца. И где-то глубоко — тоска по дому, по матери, по несказанным словам.

— Тише, тише, — прошептала Анфиса, беря его за руку.

Прикосновение усилило связь. Теперь она не просто чувствовала его эмоции — она могла их забрать. Прохор как-то объяснял ей, что настоящий Эмпат способен не только ощущать, но и поглощать чужие переживания, облегчая страдания. Именно поэтому её место здесь — в лазарете.

Девушка закрыла глаза и открылась навстречу потоку. Страх хлынул в неё ледяной волной. Она приняла его в себя, позволила заполнить каждую клеточку. Её руки задрожали, по спине пробежал холодок, но она не отпустила ладонь умирающего.

Следом потянулась боль. Не физическая — ту забрать она не могла. Но душевная агония, осознание конца, ужас перед неизвестностью. Анфиса вбирала всё это, словно губка впитывает воду.

— Мама… — прошептал раненый, его голос стал спокойнее, дыхание — ровнее.

— Она ждёт тебя, — отозвалась девушка, чувствуя, как её собственные глаза наполняются слезами. — Она любит тебя. Всегда любила.

Парень слабо улыбнулся. Страх ушёл из его взгляда, сменившись умиротворением. Анфиса продолжала держать его за руку, забирая последние всплески паники, оставляя только покой.

— Тепло… — выдохнул он. — Как дома…

Девушка кивнула, не доверяя голосу. Она чувствовала, как его эмоции слабеют, растворяются. Не от её воздействия — просто жизнь уходила, унося с собой способность чувствовать.

Последний вздох. Рука в её ладони обмякла. Глаза остались открытыми, но в них больше не было ни страха, ни боли. Только покой.

Анфиса осторожно закрыла ему веки и поднялась. Ноги подкашивались — чужие эмоции всё ещё бурлили внутри, требуя выхода. Она прислонилась к стене, пытаясь справиться с чужим страхом смерти, который теперь стал её собственным.

— Ты сделала всё правильно, — раздался голос Альбинони.

Девушка вздрогнула. Доктор стоял рядом, вытирая окровавленные руки.

— Я не смогла его спасти…

— Ты спасла его от худшего, — мягко возразил итальянец. — От одинокой смерти в страхе и боли. Это не меньший дар, чем исцеление, cara mia.

Новые носилки. Новые раненые. Анфиса почувствовала, как ноги подкашиваются от усталости, а в голове всё плывёт. Хотелось упасть и больше не вставать. Но она сжала кулаки, заставила себя выпрямиться. Эти люди истекали кровью за неё, за всех них. Как она могла их подвести?

Ноги сами понесли её вперёд.

Просто потому что больше некому.

Амулет связи на груди внезапно нагрелся, и взволнованный голос ворвался в сознание:

— Воевода! Восточный сектор! Бориса ранило!

— Что случилось? — рявкнул я.

— Летун, воевода! — отозвался кто-то из бойцов. — Гадина спикировала прямо на командный пост. Борис успел оттолкнуть Митьку, но сам… Ему досталось!

Летающие Бздыхи — не редкость, особенно во время Гона. Мерзкие твари с перепончатыми крыльями и острыми как бритва когтями. Быстрые, манёвренные, способные атаковать с воздуха.

— Состояние?

— Живой, но… — голос запнулся. — Грудь располосована, много крови. Уже тащат к доктору.

Я стиснул зубы. Борис — командир нашей дружины, костяк обороны. Терять его сейчас…

— Кто старший на восточном участке после Бориса?

— Я, воевода. Сержант Соколов Евдоким, — откликнулся спокойный голос.

Бывший десятник Стрельцов, нынешний командир Валькирий. Хороший выбор судьбы — человек с двадцатилетним опытом службы знает, что делать.

— Принимай командование восточным сектором, сержант. Держи строй и не дай тварям прорваться.

— Есть, воевода! Восточный сектор под контролем!

Бессознательно заливая монстров у стен заклинаниями, я перевёл взгляд на ближайший участок стены. Там разворачивалась своя драма. Несколько Стриг прорвались сквозь облако Дымянки и забрались на бастион, используя трупы собратьев как лестницу. Защитники встретили их плотным огнём, но одна из тварей, раненая, но не убитая, рухнула прямо на ящики с боеприпасами.

Тут же повалил дым. Из пробитого хитинового панциря Стриги сочилась не только чёрная кровь, но и какая-то маслянистая жидкость. От попадания пуль она воспламенилась. Огонь уже лизал деревянную обшивку ящиков.