– Ведь так во всём. Полиция не успевает. Пожарные не могут. Больницы не справляются, – тихо проговорил я. – А случись какой-нибудь катаклизм, и мы с вами просто захлебнёмся в проблемах… Нам требуются основательные изменения в нашей службе. И здесь требуется понимание, каким мы видим будущее нашего города.

Мои гости молчали и старательно делали вид, что обдумывают задачу, мною поставленную. Но если у Алексеева в эмоциях чувствовались предвкушение и радость, что вот-вот начнётся интересное дело, то Голицын, как показывал мой дар, покрывался унынием и скукой, будто его облили чем-то тёмным и холодным.

— Владимир Михайлович, мне кажется, что мои слова вас смутили?! – решил я не оставлять на самотёк такое настроение своего прямого подчинённого.
– Не поделитесь опасениями? Вы среди нас самый старший по возрасту, да и на должности губернатора находитесь не первый год. Вам есть чем поделиться с нами, — решил я потрафить тщеславию губернатора.

Голицын лишь на миг потерял свою безэмоциональную маску. Он бросил торжествующий взгляд на городского голову, и столько сил, столько эмоций было в этом мимолётном взгляде, что если бы магическая энергия была бы распространена в этом мире, то я бы не сомневался, почему в ближайшее время умрёт Алексеев. Такая надменность и злоба была в этом мимолётном взгляде! Буквально доля секунды пролетела, и вот опять перед нами серьёзный управленец, что не разменивается на мелочные эмоции.

— Сергей Александрович, Вы, как и всегда, правы. Есть одно, что гнетёт наш город, — и, создав драматическую паузу, продолжил: — У нас нет денег. Совсем нет! Бюджет Москвы покрывает расходы только на восемьдесят процентов. А двадцать процентов берут на себя разные меценаты и доброхоты. А в иной год становится ещё тяжелее, общий дефицит доходит до сорока процентов! И это лишь малая часть проблемы! Ведь у нас нет главного! У нас нет специалистов, нет инженеров! Но даже это полбеды. Весь город поделён на сферы влияния богатейших представителей купечества, и они — самые главные наши проблемы!..

А пока он держал свою речь, Алексеев со скептицизмом рассматривал пирожное в своей тарелке. И я прекрасно чувствовал, что его эмоции направлены не на кулинарное изделие.

«Понятно. Кто-то серьёзно запустил руку в бюджет, но мы справимся и с этим. Хотя есть что-то странное в этом. Вчера же был у князя дома и совсем не почувствовал роскоши и излишеств. Ладно, разберёмся».

— Я вас понял, Владимир Михайлович. Предлагаю тогда сделать так. Вы и Николай Александрович возьмёте на себя труд и напишете небольшое эссе, где опишете все ваши мысли о развитии нашего города, сравните его со столицами других держав, потом мы ещё раз встретимся и обсудим, что сможем реализовать в ближайшее время, а что требует серьёзной подготовки.

На этом наш обед и закончился.

Время было уже позднее, и, оставив записку Элли, которая поехала в какой-то дамский салон, приказал заложить экипаж. Мне захотелось развлечься, а так как вариантов в это вечернее время было немного, решил направиться в Английский клуб, в котором я, как генерал-губернатор, был почётным председателем.

Решил взять минимум охраны, и так получилось, что мне опять под руку попался Павел Павлович. Он сидел в холле дворца и развлекался пирожными с кофе. Ну что ж, значит, это судьба, и она благоволит ему поехать со мной.

Вообще, последнее время Шувалов всё чаще и чаще старался находиться рядом со мной, и мотивы его могли быть самые разные. Но, как говорили тёмные отродья дроу, — если вы не видите слежки, это не значит, что за вами не следят.

Попросил его надеть партикулярное платье, которое было предоставлено ему из моего гардероба; благо, мы были почти одного роста. Камердинер Гаврилыч знал хорошо мой гардероб и вообще был умным человеком, хотя и хитрованом, каких поискать, и принёс нужное быстро. Пока Гаврила бегал за нужным облачением, мой адъютант докладывал мне о проделанной работе. Он принёс мне ответы от старообрядческого общества и купцов первой гильдии. Все приняли моё приглашение, и теперь требовалось оборудовать помещение под нужный мне ритуал, чтобы он смог воздействовать на всех присутствующих.

Полчаса спустя мы выехали из Никольских ворот Кремля в сторону Тверской.

Минни было хорошо. Тусклый свет убывающей луны пробивался сквозь маленькое окошко верхнего этажа Гатчинского дворца. Кровать чуть скрипнула, и могучая фигура её избранника обозначилась в свете ночного светила. Он был полностью наг, только на его могучей груди покоился повязанный на простом кожаном ремешке золотой крест и ладанка. «Господи, какое же чудо! — думала она, разглядывая стати своего любимого. — А ведь Сергей даже не сознаёт цену того, что совершил. Но он точно сделает так же и со мной, что бы мне этого ни стоило!» Сейчас, конечно же, не видно, в спальне царила темнота, да и сорочка была накинута на тело, когда её супруг встал с супружеского ложа, но она чувствовала, где у неё некрасиво и старо. Ведь каждые роды будто забирали из неё часть молодости и здоровья. Надо признаться, что и возраст не шёл ей на пользу.

Мария Фёдоровна очень любила своих детей, но никак не могла смириться с видом своего тела, и каждую свою беременность она сопровождала радостью и печалью. Её муж был слеплен из другого теста, обычно спокоен и уравновешен, его уверенности и упрямости хватало на всю необъятную Россию. И он совсем не обращал внимания на то количество сил, что его супруга вкладывала в поддержание своей увядающей красоты! Ему будто совсем нет дела до её мучений! А сейчас она отчётливо понимала, что готова на всё, чтобы вернулась её красота…