Повернул голову к Шувалову, и когда тот наклонился ко мне, тихо произнёс:

– Надо узнать, есть ли научные работы на тему, как влияет свет от электрических ламп на зрение обывателей. И узнай, сколько стоило электрифицировать это здания, ну и тонкости разные тоже уточни.

На встречу со старообрядцами я явился раньше, чем планировал. И чтобы не терять время, решил заняться бумагами, скопившимися за моё отсутствие. А так как секретариат работал плохо, разной писанины накопилось много.

Собрал всех «чернильных душ» и стал устраивать им учения, как надо и как не надо, что должно задерживаться на столе у секретаря, а что должно относиться мне тут же. Построил их вдоль и поперёк; не могу сказать, что это поможет общему процессу бумагооборота, но душу отвёл - это да.

После выволочки секретариату взял Шувалова, бумаги, которые хотел прочитать вдумчиво, ну и пару проектов — для развлечения.

Так и сидел. Огромный зал красных тонов, большие хрустальные люстры, оборудованные электрическими лампочками, колонны, пилястры, лепнина и в центре стол для совещаний на двадцать персон. Стулья с красивыми, но абсолютно неудобными спинками, поэтому, как сел я на него, поёрзал и приказал привезти из своего кабинета нормальное седалище.

Так и работал, пока лакей не известил меня, что все купчины в сборе, и по взмаху моей руки начал их запускать.

Поднявшись из-за стола, пошёл пожимать руки богатеям. Список из имен, фамилий и кто как выглядит, был мне предоставлен ранее. Все купцы были не столько торговцами, сколько фабрикантами. Ну и, конечно, все были раскольниками-старообрядцами, и все они принадлежали к Рогожской общине.

Первым, кому подал руку для приветствия, был Морозов Викула Елисеевич, имевший несколько фабрик по производству различных тканей. Круглый и явно добродушный старик, с мягкими руками и добрыми глазами, которые меня вовсе не ввели в заблуждения, так как все его чувства были спокойны с налётом обречённости, но глубоко внутри него сидела чёрная ненависть, направленная, по какой-то причине, на меня.

Следующим, кому я пожал руку, был Рябушинский Павел Михайлович, фабрикант и банкир. Рослый и могучий старик, с седой гривой волос и цепкими ясными глазами. Ему уже было семьдесят лет, но его рука была как деревянная лопата, такая же твёрдая и сухая. Он был деловит и спокоен, с нотками злого любопытства в чувствах.

Третьим был Солдатенков Козьма Терентьевич. Был он низок, упитан и с живым добродушным лицом, эмоции его были подобны предрассветному озеру. И он соответствовал почти идеальному примеру того человека, на которого не лёг бы магический ошейник.

Это были самые сильные и богатые раскольники, их суммарный капитал был больше двенадцати миллионов рублей.

Моё поведение было явно неправильным, положение брата императора было на порядок выше в иерархии, чем старообрядцев. Грубо говоря, мне достаточно было пожелать, и все их финансы станут моими.

Но мне нужны были эти люди сами. Ведь что такое раскольник в Российской Империи? Это человек, что де-юре не может иметь свою собственность! А?! Каково! Эти люди создали миллионные капиталы в той стране, где они формально не могут ничем владеть! Вот поэтому я приветствовал их стоя и жал им руки.

Сев обратно на своё место и указав им, где им сесть, махнул Шувалову, чтобы организовал чаю.

– Я пригласил Вас, господа, для того чтобы предложить вам дело. Это дело нужно для России, для Москвы, для вас и для меня, - произнёс я и отхлебнул чая.
– Мы с вами сейчас находимся на стыке веков, и следующие сто лет будут ещё более технологичными, чем предыдущие. И кто будет управлять нововведениями, тот и будет играть ведущую партию в мировом ансамбле. Мне кажется, что вы понимаете, что наше отставание в промышленном плане катастрофическое. Я специально узнавал, сколько российских станков стоит на ваших производствах. Ноль. Ни одного...

Я замолчал, купцы тоже молчали. Для них мои слова были пусты, ведь предложение не было озвучено.

– Вы всё это и так знаете. А также понимаете, по какой причине это происходит...
– и сделав секундную паузу, продолжил: - Раскол - вот основная первопричина того безумства, что творится в нашем отечестве. Мы погрязли в пьянстве и разврате, собственный народ толкаем в латинянство и безбожие. Церковь Божия превратилась в чиновничий аппарат, с бюрократами в рясах.

Мои слова были подобны тому, будто волк кается овцам, что недавно драл их и жрал.

И у моих собеседников было тоже очень смешанное эмоциональное состояние: с одной стороны, мои слова полностью совпадали с их мнением, а с другой стороны -слышать их от меня было неприятно.

Ведь это именно Романовы были теми, кто совершил действия, приведшие к расколу.

— Только не подумайте, что я насмехаюсь над вами или, наоборот, пытаюсь выпросить прощение. Что было, то было, и быльём поросло — нам нужно стремиться вперёд и возделывать ту землю, что поручил нам Господь наш, — на этих словах я перекрестился, и старообрядцы тоже, только они сделали это двумя перстами.