Шрифт:
Повисла тишина. Я взял чашку и отпил из неё.
— Вернусь к своим первым словам. Дело, ради которого я вас сюда собрал. Москве нужен свой банк. Город задыхается без денег, при этом капитала на руках у обывателей так много, что они буквально купюрами устилают полы в различных ресторациях. Нужны кредиты на ремонт и обновление коммуникаций города. Требуется нормальный инструмент расчёта и подсчёта доходов, страхования. И вас пригласил, чтобы вы стали пайщиками этого банка. У вас будет половина долей, остальные будут мои, вы зайдёте в это дело деньгами, я же - городским имуществом и своим покровительством. Мне нужно, чтобы был создан прецедент успешной работы государства и старообрядцев.
Купцы морщили лбы и переглядывались. Ни один из них не притронулся к угощению, хотя всё было по канону, без пирожных и восточных сладостей – только сдобные баранки, мёд и орехи. Ну и чай, конечно же, чёрный с какими-то травами.
Молчание затягивалось. За прошедшее время эти раскольники не проронили ни слова, только при входе в зал проговорили несколько положенных слов. И меня это начало раздражать.
Нет, конечно, я понимал резоны такого их поведения: мне слишком мало лет, да и у власти нахожусь без году неделя. Но уважение-то надо иметь!
Видно, самый старый из этой компании понял, что они зарываются, решил сгладить их дерзость.
– Сергей Александрович, ты уж не серчай на нас, мы старые и пожившие жизнь люди. Не прими за дерзость мои слова, но в священном писании сказано, что всяк человек ложь, а от Романовых мы добра не видели. Были нам иногда послабления, да и то внешние, - проговорил Солдатёнков Козьма Терентьевич.
– А ты здесь произнёс очень сильные слова, за это тебе честь наша. Но это только слова, а денежки ты хочешь всамделишные. Да, дело, что предлагаешь, стоящее, но, заключая с тобой ряд, мы должны просто поверить тебе! А ведь мы и верой разные, да и веса разного.
Пока этот пройдоха речь свою толкал, я рассматривал эмоции остальных своих молчаливых собеседников.
Морозов был подобен изваянию: за всё то время, что сидел в моём присутствии, только один раз голову чуть повёл в мою сторону. Кремень старик. Да и в эмоциях он был спокоен, даже когда я признал вину Романовых, ничего не поменялось в нём.
Только пожар ненависти стал ещё более чёрным, этот тёмный огонь будто вытягивал все краски жизни из этого раскольника.
«Хм, а вот и враг. Натуральный такой, всамделишный. Ну что ж, будет на ком проводить опыты», - думал я, разглядывая Викулу Елисеевича. Тот даже и не поморщился от моего интереса к нему. Так и сидел застывшим идолом.
А рядом с ним сидел Рябушинский. И его эмоции мне нравились. Он был весел. Нет, он не насмехался и не радовался, его смешила вся эта ситуация. Я в его глазах был подобен уличному мальчишке, что побил стёкла конкуренту, да ещё и остроумно обругал незадачливого владельца. Смешно, куражно и прибыток есть.
Павел Михайлович тоже не был мне другом, но и врагом смертельным его было не назвать. Просто конкурент, и это давало возможность на сотрудничество.
И, решив прервать речь Козьмы Терентьевича, хлопнул ладонью по столу.
– Ладно, купцы!
– сказал я.
– За то, что обиду мне нанесли своим недоверием, положу на вас виру, сослужите мне службу малую. А за то, что своего держитесь, хвалю. А сейчас довольно разговоры разговаривать. У всех нас дел много, а угощенье моё вам не по нутру.
И, обращаясь к адъютанту, произнёс:
– Павел Павлович, проводите наших дорогих гостей.
– А сам демонстративно пододвинул к себе бумаги и стал их рассматривать.
_________________________________________________________________________
– Скажите мне, зачем русским жидовины в Москве?
Передо мной стоял Соломон Алексеевич Минор, главный раввин Москвы. Был он крепок телом, хоть и притворно сутулился, лицо его украшал большой нос, и венчали его нестриженые седые волосы с кустистой бородой.
После того как я выгнал купцов-раскольников, выслушал пространный спич от Шувалова: дескать, «они свиньи и плюют в руку, что их кормит, а вы, Сергей Александрович, зря перед ними распинаетесь» - на этой мысли я его прервал и послал за обедом.
По окончании легкой трапезы велел пригласить этого Зелика.
И вот он передо мной, с грустными глазами и весь такой несчастный.
— Так зачем нам, христианам, нужны те, кто полностью противопоставляет себя нам, ответьте мне, Соломон Алексеевич?
Глава десятая
4 июня 1891 года
Москва. Ямская застава. Брестский вокзал.
Встреча с племянником была шумной и взбалмошной, ибо Великие князья были пьяны вдрабадан.