Эта мысль мелькнула и пропала как несущественная.

Дверь в спальню я в спешке оставила открытой, и теперь она казалась чёрным провалом. Царившая в доме тьма совершенно точно была живой, подвижной, глядящий на нас с интересом и некоторым удовольствием.

Дом застоялся в одиночестве, и теперь ему нравилось так, как в нём стало.

В этой темноте злоба Эмери ощущалась лишь лёгкой ноткой. Она не тревожила по-настоящему. Она просто была как данность.

Кайл бросил взгляд через плечо, и, вероятно, не удивился бы, обнаружив на пороге кого-то бесплатного, но знакомого, но его лицо осталось спокойным. Там никого не было.

– Тебя пугает это место? – поинтересовался он так же спокойно.

Без насмешки, даже самой доброй в его исполнении. Без издёвки. Без снисходительности.

Я уставилась на него, не находясь с ответом.

Можно было отшутиться, проигнорировать, перевести тему, но мне внезапно стало интересно самой.

– Не знаю, – это было самое честное, что я могла придумать. – Я… плохо помню это чувство. Даже когда эта больная тварь пыталась сжечь меня изнутри, я,как ты мог заметить, была зла. Но это не было страхом.

Кайл едва заметно хмыкнул, подтверждая, но мы оба понимали, что Агнис была плохим примером. Во мне не было сочувствия к ней, как не было и ложного чувства вины. Обезумевшая от постоянных побоев и унижений крестьянка и я, имеющая возможность шутить сразу с двумя мужчинами о форме иллюзорных синяков… Наши миры были слишком разными, и исправить это было не в моей власти.

Просто я посмела жить иначе.

А она даже не помыслила.

Что такое страх я вспомнила, когда ощутила себя невесомой и связанной по рукам и ногам. Когда Эмери пользовалась моим телом, как удачно найденной хорошей и полезной вещью, а я оставалась внутри и мне казалось, что я распадаюсь на части.

Говорить об этом не было нужды, и без того было очевидно.

Не отводя взгляда, Кайл поднял руку, и по движению его пальцев дверь медленно закрылась, в ней с тихим, отрезающим нас от темноты и лежащей в гостиной книги, щелкнул замок.

– Она больше тебя не тронет. И никого другого.

Слышать подобное оказалось настолько абсурдно, что я почти беззвучно рассмеялась, качая головой, и облизнула пересохшие губы.

– Это просто Север. Говорят, к нему нужно привыкнуть.

– И ты отлично справляешься.

От его серьёзности у меня сводило горло, а под рёбрами делалось щекотно и холодно.

Всего этого не должно было быть. Ни этих разговоров, ни моей непозволительной слабости, от которой я сама порядком устала, ни настороженного взгляда, после которого он закрыл дверь.

Кайл немного сместился, перелёг на подушке чуть выше, чтобы лучше видеть моё лицо.

– Ты понимаешь, почему так произошло?

И снова ни упрёка, ни снисходительности, ни вполне оправданного недовольства.

Только спокойный вопрос человека, который учил меня когда-то.

– Да, – сказать правду в ответ тоже было просто.

Если у меня что-то не получалось прежде, я не стеснялась спрашивать его, и это стало почти привычкой. Да м скрывать было уже нечего.

– Я слишком много думала.

– Ты думала не о том.

Сущности всегда находили лазейку. Дурные мысли, пьянство, неразборчивость в связях, подлость, – любой порок, ослабляющий человека, они использовали, чтобы занять тело. И я не стала исключением.

Как раз это стоило того, чтобы съесть себя поедом, но, как ни странно, не хотелось.

Всего одна интонация превратила Кайла из мужчины, по которому я так постыдно скучала, в наставника, с которым можно стало быть откровенной.

– Нравится мне или нет, она сказала правду. Я не ожидала, что окажусь такой слабой.

– Под слабостью ты понимаешь чуть больше чувств, чем потребность поесть, поспать и пристрелить пару тварей?

Прозвучало настолько логично, что я едва не засмеялась снова.

– Я где-то прочитала: «Глупые мысли бывают у всех, но только дураки делятся ими с окружающими».

– Надеюсь, не в «Эмери»?

Мы всё-таки улыбнулись, и сделали это одновременно, а я задержала эту улыбку, потому что пальцы Кайла едва ощутимо коснулись моих.

Я молчала, потому что добавить к сказанному было нечего, а услышанное требовалось осмыслить.

– Ты даже с Гаспара не спрашиваешь так строго.

Он едва ли не впервые назвал мальчишку по имени, и это стоило новой, пусть и короткой улыбки.

– Он никогда не ставил себя выше других. И не считал себя лучше.

– Я подозревал у него некоторую задержку в развитии.