— Все остальные девки запивают ночи дамской благодатью! А Орьяна — дура, и при том наивная. Ей в голову бы не пришло.

Он стиснул зубы, чтоб не выдавать тревоги.

— А тебе что за печаль? Завидно, что не ты? — Йергерт и сам не понял, как и почему приплел вдруг это — просто вырвалось. Но мысль ему понравилась. — Так злит, что все внимание Орьяне, а с твоею тощей жопой на тебя смотреть-то отвратительно?

Йер долгое мгновение не отвечала — и за это время у нее в глазах успело вспыхнуть злое пламя, разгореться — чудилось: вот-вот сожжет ресницы и зрачок. И Йергерту случалось видеть это много раз — достаточно, чтоб знать: задел, попал в больное.

— Слушай, сучий сын, — Йерсена сжала его воротник и дернула вниз резко до того, что в шею отдалось противной болью, и он вынужден был наклониться к ней. — Я лично прослежу, чтоб ты сожрал свои кишки, если испортишь Орье жизнь. Ответишь так, как Южные бы Духи с тебя не спросили. Я еще молчу про то, что Содрехт много лет был тебе верным другом, а в твоей уродливой убогенькой душонке не сыскалось благодарности иной, чем взять его невесту!

Он сжал ее запястье до того, что чуть не хрустнуло. Медленно выпрямился.

— Ты на орденского брата пасть открыла, — прошипел он.

Они молча замерли, глядя глаза в глаза — мерились взглядами и выясняли, кто же злее и напористей и чья угроза — не шутливая — будет страшней.

Йерсену не пугало, что он много выше и что смотрит сверху вниз, и боль в руке не впечатляла — только зубы пришлось сжать.

— Только посмей еще сказать мне что-нибудь такое, — яростно добавил Йергерт. — Только мысль об этом допусти, и я снесу твою тупую еретическую голову, а прежде вырву изо рта язык. Ты — мелкая уродливая тварь, завидующая всем тем, чья жизнь счастливее и лучше, чем твоя. Цепляешься за Орью с Содрехтом и притворяешься им равной, места своего не знаешь. Тебя бесит, что я лег с твоей “подружкой”, потому что ты завидуешь ей. Хочешь, чтобы и тебя любили — хоть бы и всего на раз и во всех позах. Если я решу однажды отодрать тебя, то ты как шавка в течку побежишь подставить мне дыру, чтоб получить хоть капельку внимания и…

Удар вышел громким. Голова мотнулась так, что чудилось; она оторвалась, и вслед за нею Йергерта всего мотнуло, повело. Под сводами гуляло это от пощечины, а стоило ему утихнуть — еще громче зазвенела тишина.

Он поднял взгляд. Невыносимо медленно. Еще не выпрямился даже, только руку прижимал к щеке и над плечом смотрел — как будто бы не мог поверить. Сквозняк трогал выпавшие из узла растрепанные пряди — лишь они и шевелились, пока двое снова неотрывно пялились глаза в глаза.

— Не подходи к ней больше, — наконец сумела вытолкнуть слова Йерсена. — И ко мне не лезь.

Звучало еще глуше, чем обычно, и к тому же ломко — словно кто-то на морозе растоптал сухие стебельки, и будто даже не она это сказала — призрачное эхо звука народилось само по себе.

Йергерту дался выдох через сжатые до боли зубы. Скула ныла — на ней наливался яркостью синяк.

Удар был унизительный. Убого бабский, какой стыдно возвращать. Спустя так много лет учебы ей бы стоило бить кулаком, как и положено сестре, какой она пыталась стать.

Он мог вмазать в ответ — сильнее, чтобы выбить зуб, сломать скулу, и чтобы навсегда запомнила. Но стало бы лишь унизительней — как в те разы, когда его лупила мать.

— Ты зарвалась в конец, — выплюнул он вместо того. — Решила, будто можешь поднимать клешню на орденского брата? Так я покажу, где твое место.

Он отбросил волосы с лица и холодно смотрел вниз, будто вдруг стал выше.

— По уставу наказание за это — карцер и удары плетью. Тебе будет в самый раз.

Орьяна прижималась и сопела ему в шею, щекоча мурашками.

Бойницы, пусть раскрытой, не хватало, чтоб рассеять полумрак — день оказался сумрачен и сер настолько, что как будто до сих пор не рассвело.

Йергерт все это замечал, как замечал сквозняк, небрежное поглаживание мягкой ладонью и щекочущую в носу пыль, но словно бы издалека — мыслями был не здесь.

Он вздрогнул от настойчивого оклика.

— По-моему, тут следовало бы прибраться, — говорила Орья. — А еще зимой станет совсем темно и холодно. Что будем тогда делать?

Йергерт все не мог от мыслей оторваться, потому только пожал плечами.

— Ты хоть слышишь, что я говорю?

В ответ — рассеянный кивок.

Она с досадой ткнула его в бок, затем еще раз и еще, пока не убедилась, что он обратил внимание.

— Ты снова думаешь о ней? — вопроса в этом было мало. — Сколько можно?

— Тебе откуда знать, о чем я думаю?

Он мог бы честно ей сказать, что все именно так, но знал, что этим только все усугубит.

— Я что же, совсем дура, думаешь? — Обиженно нахмурилась Орьяна. — Я не вижу что ли, что ты сделал это не из-за меня, а только чтобы Йер подгадить? Не смог упустить возможность, да?

— С чего ты так решила? — вяло отозвался он.

— С того! Как только Йер закрыли в карцере, тебе вдруг стало на меня плевать!