— Вот тут петли, — подсказал ей полубрат.

Она что-то сказала, и мужчины рассмеялись. В ее промелькнувшем на мгновение лице запрятался намек на тонкую улыбку — она редко улыбалась, еще реже — искренне и живо. Йергерт помнил только Ночи почитания, когда славили Духов. Она веселела в эти праздники, плясала в общей суете и, когда прыгала через костры или болтала с непривычным оживлением из-за вина — тогда лишь улыбалась: ярко, весело и чуть асимметрично — справа посильнее обнажались зубы, до десны почти.

А Йергерт как дурак смотрел, как пламя ярким контуром очерчивает непривычно мягкие в этот момент черты.

Йерсена подчинилась и прижалась к столбу грудью, чтобы теперь тот держал скрывающую тело полу котты, руки запустила в петли. Ветер рвал подол и рукава да кончики волос, топорщащиеся из грубого узла. И Йергерт мог поклясться, что по голой спине бегают мурашки, дрожь, и он бы много дал, чтоб только прикоснуться хоть бы кончиками пальцев и почувствовать под ними трепет мягкой кожи, провести вдоль позвонков.

Но он лишь крепче сжал бревно. Досадовал что видит только спину, не лицо. Наверняка Йерсене было страшно, как бы ни храбилась и ни делала вид, что ей все равно.

Но перед ним она бы этого не показала.

А больше не пришел никто. Он был этому рад — как будто все происходило только для него. И только он, помимо полубратьев, будет видеть эту спину, уязвимую и беззащитную; лишь он заметит, как до побелевших косточек сжимаются ладони в кожаных петлях.

Плеть наконец-то размотали. Йергерт видел, как Йер чуть заметно шевельнула головой и покосилась краем глаза — по тому лишь, как она следила за движением хвоста, понятно было, что она действительно напряжена.

Мужчина щелкнул в сторону на пробу — и Йерсена мелко вздрогнула. Наверняка, как и всегда, сдирала теперь пленочку с губы. А Йергерт представлял это так ясно, что с усилием втянул в себя холодный воздух и не рисковал моргать — боялся пропустить хоть бы мгновение.

И наконец спину куснул первый удар. Йер если вдруг и вскрикнула, то слышно не было. На коже наливалась красным полоса, контрастная настолько, что, казалось, то не просто след, а кровь.

Рот полнился слюной — густой и вязкой. Взгляд не оторвать, хоть Йергерту и захотелось — он не мог.

“Ты этого так ждал — теперь смотри” — натужно повелел он сам себе.

Проворным росчерком мелькнул второй удар. И в этот раз Йер дернулась заметнее, голову запрокинула, а Йергерт даже не заметил, как под пальцами в труху рассыпалось бревно, усеяв пальцы колкими занозами.

Второй след лег внахлест, и Йергерту казалось, что он ощущает эту судорогу мышц, что сжались до упора, чтобы притупить резкую боль, отгородиться от нее, что он не просто видит, но стоит как будто рядом с ней и изнутри может почувствовать струной натянутые нервы — и ее, и свои собственные.

Резкой заполошной вспышкой промелькнула мысль: он мог сейчас остановить все это, мог сказать, что хватит, что уже достаточно. Что эти два удара — уже больше, чем на самом деле он хотел бы видеть. Что все упоение, какое должен был почувствовать сейчас, он ощутил еще тогда, когда увидел оголенной спину.

Йергерт снова тяжело сглотнул и руки сжал еще сильней. Он вынудил себя ждать и смотреть, как кожа наливалась краснотой, расчерченная новыми следами. И только в одном месте, там, где множество ударов наложились друг на друга, все-таки набухла капля крови. Ярко алая и видная даже поверх следов кнута, она невыносимо долго собиралась, пока наконец не поползла вниз, оставляя за собою тонкую дорожку, повторяя рельеф позвонков, дрожа в такт вздохам.

Йергерт чуть не потянулся, чтоб поймать ее — он не достал бы, но отчаянно хотел, и даже ощутил во рту ее соленый вкус.

И в самом деле ощутил — он прокусил губу, и сколько бы ни сглатывал, металл не выходило смыть.

— Накинь, — сказал Йерсене полубрат, снимая плащ, пока второй неспешно сматывал свой кнут. — А то все вещи кровью перемажешь. Проводить в фирмарий?

Ее слов опять не было слышно, но по мелкому движению понятно — отказалась. Дергано накинула плащ, сжала полы, крепко запахнул их на груди. Мужчине плащ этот едва ли доходил до пояса, ей — чуть не до колен.

На Йергерта она опять не глянула — нетвердым шагом поплелась наверх. А он почти окликнул.

Слишком уж хотел, чтоб все же посмотрела. Он подумал: вот сейчас он мог бы ей сказать, что больше ей бояться нечего — в последний раз он сделал так, и больше уж не тронет. Точно не своей рукой и точно не захочет еще раз смотреть.

Но если бы он так сказал, она бы не смотрела на него с тех пор ни разу — смысла больше не было бы. И он промолчал.

Но только если бы она взглянула, обязательно бы поняла — всегда все понимала.