— Угу. А после протащили через половину Полуострова, собрал все их застенки. А ведь такой был славный паренек… — словно специально повторила его мысли настоятельница. — Ну да увидишь, чего от него осталось.

Йотван лишь головою покачал: не слишком-то хотел он это видеть. Порою служба Духам обходилась дорого, а некоторым — даже чересчур. Он не любил смотреть на тех, кому пришлось платить полную цену.

— Ну ладно уж, чего теперь, Южные Духи б это драли… — Йегана вяло отмахнулась. — Скажи лучше еще раз, как ту девку звали?

— Йерсена… а, ты не про то. Йерра, как будто, если ничего не путаю.

— Ну имя-то как будто наш…

За дверью что-то хлопнуло и скрипнуло.

Йотван нахмурился и выглянул — мальчишка, в наглую подслушавший, смотрел во все глаза, а чуть опомнился — и прочь понесся, точно ветром его сдуло.

— Подслушивал, стервец.

— Услышал про отца небось… О Духи. — Йегана в утомлении потерла лоб. — Ему бы лучше этого не слышать, но чего ж теперь… Ладно, пошли уже, потом с ним разберемся.

Йотван замешкался на миг, подумав, не спросить ли как здесь его дочь. Какая она выросла, как тут живет… Но не решился начать этот разговор.

И они медленно пошли во двор. Оттуда уж тянулась целая процессия, что поднималась в горы по тропе, подсвеченной огнями — где-то настоящими, где-то магическими. Их череда сияла между скал, мерцала и указывала путь.

В другие дни жители замка не ходили в горы к вечеру и не тревожили их обитателей после заката, но нынче почитали память тех, кто не вернулся с Полуострова.

Должно быть, перепуганные множеством людей, горные твари не показывались и не лезли. Порою чудился случайный силуэт в тенях: то тонкий стан изящной малахитницы, то крупная фигура копши, то промелькнувшие во тьме уголья глаз — но их заметить можно было только краем взгляда, а стоило чуть присмотреться — они исчезали без следа.

Тропа вилась среди камней, где-то взбиралась на них, точно на ступени, и убегала вверх по узкому ущелью, пока не поднималась на плато с полянкой, рощицей и еще круче нависающими скалами.

Здесь-то и высилось толстое дерево, что выбрали могильным — среди других, какие выбирались до того. В его корнях покоилось немало тел орденских слуг, в почти опавшей кроне проступали ленточки по каждому ушедшему — с годами эти ленточки не истлевали, сохраняемые Духами в их мудрой милости.

Детям рассказывали, что поляна эта выбрана недаром. В далекой древности, де, именно на ней Западный Йехиэль повесил ленточку по брату, что остался служить горной госпоже — и именно то древо первым выбрали могильным люди, строящие замок.

Теперь, впрочем, в корнях всей рощи оказалось столько мертвецов, что не найти ни дерева того, ни первой ленты — да и не искали. У каждого лежало тут достаточно родных и близких, чтобы был повод подняться по тропе.

К этому времени жрецы уж приготовили поляну. Смеркалось; факелы рвались на режущем горном ветру, а жреческие балахоны путались в тенях и пропадали. Листья летели вниз.

И снова осень, думал Йотван. Новая. Очередная. Он думал, что она покажется другой после ставшей привычной хляби Полуострова, но осени все были одинаковы.

Йегана отыскала мужа взглядом и пошла к нему. Брат Монрайт кивнул Йотвану, заговорил с женой.

Сегодняшняя церемония была как раз для вот таких, как эти двое — два сына их в Лиесс не возвратились. Новости это были старые, и по ним будто бы давно отгоревали, но Йотван все равно не стал подглядывать за тем, как горбится всегда прямая и невозмутимо гордая спина приютской настоятельницы, за тем, как рыцарь, держащий лицо, сжимает ее руку среди складок ткани — ее подол и его черный плащ перемешались. Прежде, чем отвернуться окончательно, он разглядел, как Монрайт поднял полу и накинул на плечо Йегане — орденский толстый ватмал защищал от ветра хорошо.

Словно назло, взгляд следом натолкнулся на другую пару. Вельга ловила шаль, что норовила улететь с усталых плеч, и одновременно держала Гертвига — тот, тощий и полуседой, стоял кривой и еле держащийся на ногах — подъем не дался ему без труда.

Йотван поежился и отвернулся поскорей, но мысль его опередила — он подумал, что, быть может, в следующий раз Вельга придет сюда повесить ленточку по мужу.

И много было их таких — пар сломленных и наконец позволивших себе не прятать свое горе, и одиночек, каким не с кем было это горе разделить. Почти приятно было отыскать в толпе макушку Кармунда, гладко прилизанную даже на ветру; этот стоял спокойный и невозмутимый, как всегда. Немудрено: терять-то было некого и не из-за чего переживать.