Шрифт:
— К-кажется, да.
— Как станет лазная веничком хлестать — терпи, проси только, чтоб пошибче била.
— А может, обойдемся без веника?
— Не получится обойтись. Да ты в одеже будешь, не развалишься, перетерпишь. Вот лазная тебя веником побьёт, все косточки руками расправит — тогда благодари. А уж потом вопрос задавай. Подскажи, мол, банная бабушка, как мне дзядкин след вернуть, как у ведзьмы своё выманить?
— А если она не скажет?
— Должна сказать. На прямой вопрос — будет прямой ответ. Для тебя может и непонятный. Ты только запомни его слово в слово, я после растолкую.
Зосе всё меньше и меньше хотелось в баньку — от мысли, что ей придётся общаться со сверхъестественной сущностью немели пальцы и холодела спина. Зося знала великое множество быличек и историй про жуткие «шалости» банных духов. Что если лазная бабушка тоже решит над ней «подшутить»?
Вдвоем с Филонидой Паисьевной ей было бы не так страшно. Но бабка объяснила, что станет сторожить снаружи — чтобы никто чужой не залез. Под чужими она подразумевала вовсе не людей, а праздношатающихся вокруг деревни нечистиков.
Вид крошечной просевшей в землю баньки окончательно испортил Зосино настроение. Она было заикнулась о том, чтобы всё отменить, но под строгим бабкиным взглядом стушевалась и не решилась ей перечить.
— Ты всё запомнила? Наука несложная.
— Всё. Кажется всё. — упавшим голосом отозвалась Зося.
— Вот, веник возьми. И мыло. — бабка вручила девушке туго увязанный пучок дубовых веток и тряпочку с хвойным мылом внутри.
Подтолкнув покосившуюся дверь, жестом показала — иди.
Стены запущенного помещения сплошь покрывал закопченный нагар. Маленькое окошко почти не пропускало дневной свет, и от этого в парилке было темновато. В углу рядом с дверью лежало несколько камней. У стены за камнями был пристроен лежак для парения. Лавка, про которую говорила бабка Филонида, располагалась напротив.
Доски пола и раньше прилегали друг к другу неплотно, и вода свободно просачивалась сквозь них. Теперь же они разошлись еще сильнее, и приходилось наступать осторожно, чтобы ноги не угодили в щели.
Пробираясь к лавке, Зося неловко оступилась, и, едва не упав, упустила из рук и веник, и мыло в тряпочке. Веник немедленно застрял в одной из щелей, мыло же провалилось между досками. Чертыхнувшись, Зося поняла, что не сможет его найти и решила, что обойдётся и так.
Вытаскивая веник, она поцарапала руки, перепачкалась сажей и паутиной. Разозлившись на себя за то, что послушалась бабку, с размаху плюхнулась на лавку, забыв поклониться и спросить разрешения попариться.
Время шло, но лазная не подавала сигнала, в баньке стояла тишина.
А потом вдруг под лавкой негромко зашлёпало и из-под неё выбралась толстая бородавчатая жаба. Повернувшись к Зосе, жаба уставилась на неё круглыми жёлтыми глазами и вдруг принялась расти! Сначала сделалась размером с кошку, потом — с крупную собаку, а потом и вовсе раздалась по сторонам, уперевшись спиной в потолок парилки.
Распахнув рот, жаба мигнула — раз, еще раз, будто подавала сигнал. И пребывающая в оцепенении Зося с ужасом поняла, что её приглашают залезть внутрь!
Таким способом в быличках описывалось посвящение в колдуны и ведьмы. Вместо жабы могло появиться любое другое животное, но правило было одинаковое — требовалось залезть к животному в пасть и выбраться с другой стороны. Зося всегда считала прочитанное преувеличением, вымыслом, возможно постановочным специальным обрядом, имитирующим прохождение человека через желудок животного с целью излечения или преодоления собственных страхов. И теперь, уставившись на клубящуюся черноту в жабьей пасти, не могла поверить, что всё происходит наяву и всерьёз!
Зосе живо вспомнились и страшные рассказы про девушек, утащенных нечистью под каменку, и байки о лютующем баннике и злой обдерихе, сдирающей кожу с живых людей, и истории о ведьмах, творящих в банях запретные, противные человеческой природе обряды.
Осев на полу грузным кулем, жаба терпеливо ждала, но никакие сокровища мира не смогли бы сподвигнуть Зосю нырнуть в темную пахнущую тиной глубину её пасти.
Бочком, в обход жабы, девушка медленно двинулась к дверям, но на самом порожке чья-то волосатая лапа настигла её, схватила за щиколотку и дёрнула назад.
От камней раздалось шипение, лицо опалило жаром.
Зосю повалили на лавку, прижали голову к грязной вонючей поверхности, задрали футболку и яростно принялись нахлёстывать веником по обнажённой спине.
Липкий удушливый пар растекся по комнате, в горле будто заскреблись чьи-то когти. Дыхание сбилось, сердце взвилось — Зося замычала, закашлялась, забормотала сквозь взявшиеся коростой губы «Отче наш».
И всё пропало. Схлынуло наваждение. Веник отлетел к камням.
А Зосю подхватили чьи-то мягкие руки да поволокли из бани прочь.