Так пролетело два года. И вдруг Петька сам вышел на связь.

Он позвонил в первый же вечер после её возвращения домой, предложил увидеться, и Зося согласилась. Ей захотелось на него посмотреть, захотелось узнать — как жил всё это время, чего достиг.

Внешне Петька не изменился — выглядел всё тем же добродушным увальнем. С улыбкой поприветствовав Зосю, неловко полез обниматься, преподнёс коробку любимых конфет. Истинное его настроение выдавал лишь взгляд — потухший, без прежнего огонька.

Они потрепались ни о чём, выпили по чашечке кофе. А потом Петька неожиданно попросил Зосю о помощи.

Как оказалось, Полина с Владиславой переживали сложные времена. Полина из-за болезни, начавшейся после той самой ночи в Патрикевичах, так и не смогла доучиться. Периодически у неё возникали странные приступы и корчи. После них девушка ничего не помнила, но во время припадков вела себя неадекватно — бормотала какие-то заклинания, выла, пыталась рвать на себе волосы, царапалась, кусалась. Пришлось даже на время поместить её в специализированное учреждение чтобы подлечить. Это ненадолго помогло, но полностью проблему не устранило.

У Полины наступали периоды облегчения, и она становилась как все — обычным, нормальным человеком. К сожалению, совсем излечиться от припадков не удалось, и девушку по прежнему «накрывало». Сейчас она тоже находилась в стационаре на "плановой профилактике". Так деликатно выразился Петька.

Владислава остро переживала происходящее с сестрой. За это время она сблизилась с Петькой, у них завязались отношения. Всё было нормально, но недавно начались странности — Владислава как и Полина понемногу стала чудить.

— Вроде мелочи, но показательные такие, как у Полины раньше. Сначала глупости всякие были — сахар на соль подменит, мёдом намажет стул, супом меня обольёт и с улыбкой следит за реакцией. Я думал, что случайно, но нет — она даже не отрицала, что специально всё. И посмеивалась, отказывалась объясниться. А когда настаивал — обижалась, начинала плакать. Потом спохватывалась, каялась, просила прощения. Твердила — что на неё находит что-то, заставляет так поступать. Я верил, успокаивал. И всё опять повторялось. А недавно стало еще хуже. — Петька покосился на Зосю и чуть покраснел. — Я проснулся среди ночи от голоса. Как на старой пластинке. Граммофонный такой голос. Неестественный. Неприятный. Говорит и говорит что-то, а смысла слов понять невозможно. И веки такие тяжёлые, давят. Хочу Владу позвать и не могу. И глаза не открываются. Паршивое такое состояние. И этот голос в тишине всё бормочет что-то, бормочет…

Петька передёрнулся, вспоминая, а Зося отметила, что он всё же сдал немного, постарел из-за свалившихся проблемам. Появилась продольная морщина на лбу, возле рта залегли жёсткие складки.

Рассказ Петьки она восприняла спокойно — за время подготовки диссертации многого начиталась в первоисточниках, много историй наслушалась в полевых экспедициях, многое из того приняла на веру. Из этой веры родилось и её удивительное хобби, приносящее неплохой доход.

— И что было дальше? Как ты справился, Петька?

— У меня напоминалка на телефоне сработала. До сих пор не пойму — с чего вдруг. Я на утро ставил, на шесть часов. А она ночью включилась. Часа три было. Что-то около того. Запиликала, заиграла. И сразу отпустило, тяжесть сошла. Я глаза распахнул — а Влада склонилась надо мной и смотрит. И улыбка такая неприятная, не обычная её улыбка! Только я прочухался — она прилегла. Объяснила, что я закричал во сне, вот она и испугалась, поднялась посмотреть. Но я не верю, Зось. У неё на лице не испуг был — а интерес, что ли. А еще удовлетворение. Будто я подопытный какой, и всё идёт по плану! С ней что-то нехорошее происходит, Зось. С Полиной тоже похоже начиналось. Помоги разобраться, Зось! Как друг прошу! — Петька вздохнул и, решившись, добавил. — А еще Влада на детей заглядываться стала. У нас в соседях семья с двумя малышами. Раньше они ей безразличны были, здрасьте да здрасьте. А теперь как увидит — так шею тянет, всё смотрит — не может оторваться прямо! И улыбку такую корчит искусственную, сюсюкает так фальшиво — какие милые, какие чудесные крошки. Приводите их к нам, я с удовольствием пригляжу. А дети от неё шарахаются, будто чувствуют что-то. Помоги, Зось!

— Да почему я-то? — Зося отвернулась.

Как припекло, так сразу вспомнил про дружбу после стольких лет! Но упрекать Петьку она не стала, ни к чему были теперь глупые детские обвинения и обиды.

— Потому что с нами тогда была. На практике в деревне. Потому что глубоко в теме! Я думаю, всё с того лета началось. После того, как у бабки Филониды заночевали.

— С той ночи? — Зося вспомнились скрипучий голосок и жуткие слова тихой колыбельной. Уже потом, занимаясь исследованиями, она поняла, насколько расходились они с истинным смыслом песни, какую силу в себе заключали.

— Я тогда видел что-то, в бабкином доме. Вроде тени на стене. Большой, изломанной. Как корявая ветка. — пряча глаза, Петька пригладил коротко остриженный затылок. — Понимаю, что это звучит дико…

— Почему же сразу не признался? — перебила его Зося. — Нужно было расспросить бабку!

— Да как-то стыдно было… Боялся — девчонки засмеют. А потом Полинке поплохело. Не до тени стало. Отвлёкся и забыл.

— А пение слышал?

— Пение? — Петька явно не ожидал подобного вопроса.