— Пение. Что-то вроде колыбельной.

— Не было пения. Только дождь шумел. И бабка похрапывала.

— Ясно. И что эта тень?

— Да ничего… Проползла по стене и утянулась за дверь.

— За дверь — эту куда? К нам?

— К вам, — Петька виновато опустил голову. — Прости, Зось. Меня тогда как пришибло. Вроде паралича. Ни дёрнуться, ни заговорить — ничего не мог. И почти сразу вырубился.

— У тебя тоже была кукла?

— Какая кукла? — не понял Петька. — Никаких кукол я не помню. Травы пучками были, косичка какая-то из сена и маков. А кукол вроде не видел. Ты почему спросила?

— Потому что нам бабка куколок положила. Не куколок даже — маковые стебли с коробочками. И на каждом тканевая обмотка.

— Зачем?

— Для защиты.

— От кого?

— От ночницы, Петь, есть такой опасный дух. Или демон. Потустороннее существо. Мы про него позже проходили, уже без вас.

Петка моргнул растерянно и закусил губу.

— Та тень, что я видел… ты думаешь — это была ночница??

— Не знаю. Могу только предположить. Филонида же не зря обереги всем раздала.

— Но мне не дала!

— Потому что у неё в комнате их и без того было полно! Сам же сказал, что видел маки. Маки, Петь, первейший оберег от ночных кошмаров. Это я тебе как специалист говорю.

— Как специалист, — Петька улыбнулся. — Ты где работаешь-то?

— Пока нигде. Только магистерскую защитила. «Мифологическая персонификация «ночного кошмара»: структура фольклорного образа и ареалы его бытования».

— Впечатляет, — покивал Петька. — Круто сработала. А почему именно эта тема?

— Всё потому. Увязла я в ней как муха после той ночи.

Они помолчали. Петька полез посмотреть сообщения, а Зося украдкой продолжала его разглядывать, радуясь, что больше не испытывает ни обиды, ни сожаления об утраченных отношениях.

Откровенно говоря, по-человечески ей была безразлична судьба близнецов. Но ради научного интереса стоило попробовать разобраться в случившемся. Именно тогда за столиком в кафешке Зося приняла решение вернуться в Патрикевичи и с пристрастием расспросить бабку Филониду…

…Рядом на дереве настойчиво прострекотала сорока, оранжевым всполохом мелькнул лисий хвост.

Зося встряхнулась и медленно пошла к деревне, даже не подозревая во что ввязывается.

Дверь оказалась не заперта, и Зося, постучав, заглянула в полутёмные сени.

— Филонида Паисьевна. — позвала негромко хозяйку. — Вы дома?

— Дома, дома, — прошелестело из темноты. Белым пятном мелькнул платок, скрипнула внутренняя дверь, пропуская бабку в комнату.

— Гостей принимаете? — Зося удивилась такому странному поведению.

Филонида Паисьевна не поздоровалась, не поинтересовалась кого Зося ищет и что ей здесь нужно. Без всякого страха впустила в дом чужого человека. Не могла же запомнить её с прошлого визита? Ведь столько лет прошло. А может быть всё дело в причудах возраста? По Зосиным прикидкам бабке должно было быть примерно под восемьдесят лет.

Потоптавшись в сенях, Зося всё же решилась пройти дальше. Не торчать же здесь столбом, ожидая приглашения.

Может вернёшься? — скользнула в голове непрошенная мысль. Какое-то неясное предчувствие, слабый намёк на возможные неприятности попытались удержать девушку от следующего шага, но она предпочла этого не заметить.

Зря что ли потратила столько времени, добираясь в Патрикевичи? Да и Петьке обещала.

День выдался солнечный, яркий — июнь только-только набирал силу. А в доме было сумрачно и прохладно. И пахло как из погреба — отсыревшей древесиной и немного плесенью.

Зося остановилась у порожка, тщетно выискивая глазами хозяйку.

— Филонида Паисьевна. Где вы? — собственный голос прозвучал жалко и испуганно.

Что творит эта бабка? Неужели и правда выжила из ума?

Позади проскрипела дверь, отсекая возможность к отступлению, за печкой послышалась возня и встревоженный свист.

— Филонида Паисьевна! С вами всё хорошо? — проговорила Зося в пустоту, а потом ей на затылок легла чья-то рука!

Прикосновение холодных пальцев отдалось в голове вспышкой боли, и всё вокруг заплыло чернотой. Зося не смогла повернуться, не смогла сбросить руку-прилипалу.

В зависшей мути послышался звук чьих-то шагов, недовольное бормотание, упрёки. Кто-то засмеялся — зло, неприятно. А потом заспорили два голоса — на повышенных тонах, перебивая друг друга…

— Вот же принесло тебя не ко времени, дэвонька. Просыпайся, ну! Открывай глаза. Да ты слышишь меня? Дэвонька! Приподнимись, я помогу. Вот так, вот добра. Выпей водички, я на репейнике настояла. Глотни, не противься. Вот так.