Я люблю слушать ветер. Иногда он похож на голоса.

И это действительно они, не так ли?

Выбирая слабину Борден прислушивался.

Там что-то было, какой-то гудящей звук, похожий усиливающийся и ослабевающий звук статики, и чем больше он слушал, тем меньше это походило на помехи, но скорее на голос... женский голос... поющий в центре шторма. Меланхоличная песня, разносимая ветрами, эпицентром которой является самое черное сердце неземного разорения, подметавшего лед.

Смерть.

Вот о чем он думал.

Это была песня смерти, которую пела сирена, заманившая стольких в мрачные полярные гробницы подо льдом. Кричащая, злобная белая смерть, которая приближалась, чтобы высосать из него тепло...

"Остановись. Сконцентрируйся".

Он смотал еще часть веревки.

Шторм уже был прямо над ним, и порывы ветра уже не были достаточно ясными, чтобы он мог видеть жилище. Он был один. Оставленный в этом ледниковом аду, где не место людям.

"На плато странная погода", - он мог слышать слова доктора Боба. "Будьте готовы. Лето, зима, не имеет значения. Готовьтесь к худшему. Выходя на разведку керна, помните о выживании. Потому что достаточно одной ужасной бури, чтобы вы попались в руки ада. Оставайтесь на размеченных дорожках, используйте направляющие тросы. Мы поставили их не просто так. А если вы когда-нибудь почувствуете вялость или сонливость, значит, наступает переохлаждение, поэтому зовите на помощь, следуйте за направляющими канатами".

Борден внезапно, казалось, понял, что было поставлено на карту.

Он убедился, что направляющий канат все еще находится у него за спиной, и с новым рвением начал сматывать веревку. Он посмотрел на свои кроличьи ботинки в луче света и понял, что да, он потерялся на минуту, потому что, вероятно, он смотал только пятнадцать или двадцать футов веревки.

"Работай, чувак! Помоги доктору Бобу!"

Он вытягивал веревку изо всех сил. Это напряжение согрело и разбудило, его чувства обострились. Он потянул еще веревку, и вскоре у ног появилась растущая бухта. Должно быть, сейчас было сорок футов, а скорее пятьдесят.

Ветер ударил в него, засыпав белым снегом. Он вытряс его из балаклавы и начал тянуть снова. Веревка пошла легко, а затем натянулась с невероятной силой, почти вырвав руку из сустава.

Но он не отпустил.

Он не мог отпустить.

Веревка на мгновение провисла, затем резко дернулась и начала хлестать из стороны в сторону. Борден потерял равновесие и упал на лед.

"Что, черт возьми, происходит?"

Он снова схватился за веревку, радуясь, что у него варежки и полярные перчатки, иначе она содрала бы плоть с его ладоней.

"БОБ!" - прокричал он. "БОБ! Я ЗДЕСЬ! БОБ!"

Веревка сошла с ума, мотая его туда и сюда, и у него было такое безумное ощущение, будто на другом конце у него была мать всех трофейных рыб-мечей. Она выскальзывала из рукавиц, хлопая и дергаясь. Ему потребовались все силы, чтобы бороться с этим. Он потянул ее назад, используя свою силу и вес, и веревка туго натянулась в бурю, как будто она была обвита петлей вокруг чего-то неподвижного, например дерева.

Она снова дернулось.

И опять.

"БОБ!" - крикнул Борден в бурю. "БОБ!"

Веревка снова хлестнула с невероятной силой, и он ухватился за нее со стальной решимостью. Его подняло на восемь футов в воздух и уронило на лед.

Тут же, сидя на заднице, он потянул веревку.

Она пошла легко.

Он продолжал сматывать и сматывать, а на другом конце был вес, но недостаточный, чтобы быть доктором Бобом. Что-то произошло. Что-то ужасное. Каким-то образом веревка, должно быть, порвалась, и он остался там.

Борден потянул остальное, зная, что просто обвяжет ее вокруг себя и пойдет искать Боба. Он был закреплен на тропе, так что ему не о чем было беспокоиться.

В поле зрения появился конец веревки.

Она была обвязана вокруг чего-то.

Борден увидел это и закричал.

Всего лишь варежка, такая же, как у доктора Боба, и из нее торчал рваный обрубок запястья.

Борден пополз обратно к тропе, поднялся на ноги и схватился за направляющий канат. Он начал следовать ему обратно на станцию в бешеном темпе, пытаясь отгородиться от всего, кроме выживания, и особенно от мысли, что там что-то есть, что-то вредоносное и отвратительное, что приближается к нему.