— Мои источники сообщают о его передвижениях, Ваша Светлость, — осторожно соврал граф, прощупывая почву. — Но прежде позвольте спросить — я слышал, сегодня произошло нечто важное? Стража болтала о какой-то диверсии…

Веретинский расхохотался — резкий, лающий смех безумца.

— Диверсия! — князь всплеснул руками, и искры разлетелись во все стороны. — Да, Миша! Великий день! Исторический! Сегодня мы нанесли удар по этим Сергиево-Посадским выродкам!

«Сергиев Посад? Но ведь между княжествами мир уже пятнадцать лет…» — Сабуров почувствовал, как внутри всё похолодело.

— Двадцать лет! Двадцать лет я ждал возмездия за моего мальчика! — голос князя сорвался на визг. — Они убили его! Подстроили всё! Заговор! Я знал, всегда знал!

«Опять эта старая рана», — подумал граф.

Смерть наследника двадцать лет назад сломала психику Веретинского, но обвинять в этом Сергиев Посад было чистым безумием.

— Ваша Светлость, — Сабуров старался говорить ровно. — Что именно произошло в Сергиевом Посаде?

Князь остановился и повернулся к нему. На его лице играла безумная улыбка.

— Мы взорвали их драгоценную стену! — он захихикал. — Прямо во время Гона! Наши люди — о, какие молодцы! — заложили взрывчатку на склад боеприпасов и БАХ! — он взмахнул руками, изображая взрыв. — Вся стена — в щебень!

«Нет… Этого не может быть…» — мысли графа смешались в панике. Он почувствовал, как земля уходит из-под ног Диверсия против человеческого города во время Гона Бездушных — это нарушение всех законов Содружества, всех неписаных правил. Это конец.

— И Бездушные хлынули внутрь! — продолжал Веретинский, расхаживая всё быстрее. — Тысячи! Они сожрут их всех! Всех до единого! Это судьба! Божья кара!

«Он действительно это сделал. Этот безумец обрёк на смерть десятки тысяч людей. И когда всё откроется…» — Сабуров с трудом удерживал маску спокойствия.

— Нет, нет, не божья… Моя кара! За сына! За моего милого мальчика! Они думали, я забыл? Никогда! — он снова засмеялся, но теперь в смехе слышались рыдания. — Оболенский получит по заслугам! Его выродки сдохнут в муках!

— Но… Ваша Светлость, — он попытался воззвать к остаткам разума князя. — Когда Содружество узнает…

— Содружество? — Веретинский презрительно фыркнул. — Плевать! Все они заодно! Все против меня! Но я умнее! Я сильнее!

Князь вскинул руки, и от его ладоней к потолку взметнулось пламя.

— Сначала Сергиев Посад! Потом другие! Все, кто против меня! Сожгу! Уничтожу!

В этот момент в голове Сабурова словно что-то щёлкнуло. Годы верной службы, попытки сдерживать безумие князя, надежды на то, что всё ещё можно исправить — всё рухнуло. Перед ним стоял не правитель, а чудовище, готовое утопить весь мир в крови ради своих бредовых фантазий. Бомба с подожжённым фитилём, чей взрыв разорвёт их всех…

Диверсия против человеческого города во время Гона — это конец. Когда правда всплывёт, а она всплывёт, Владимир станет изгоем. Все княжества Содружества объединятся против них. А безумец продолжит жечь и убивать, пока не уничтожит всё… Война, разруха, смерть — и всё из-за одного юродивого.

Рука графа почти помимо его воли скользнула к поясу.

— Ваша Светлость, — услышал он собственный голос, удивительно спокойный. — Как я и говорил, у меня есть отчёт о Платонове. Весьма любопытные сведения. Ознакомьтесь, будьте добры.

«Что я делаю?» — мелькнула паническая мысль, но тело уже действовал будто само по себе.

— Давай! — князь жадно протянул ладонь.

Сабуров вытащил из кармана сложенный лист с каким-то бессмысленным отчётом по движению денежных средств за второй квартал. Веретинский наклонился, чтобы взять бумагу. В этот момент левая рука графа метнулась вперёд. Цепочка из аркалия, вырванная в спешке из кармана, обвилась вокруг запястья князя.

Граф и сам не знал, зачем носил её всё это время с собой. Точнее, знал, но гнал эти мысли от себя прочь.

Пламя вокруг Веретинского мгновенно погасло. Он вскрикнул от неожиданности, попытался отдёрнуть руку, но Сабуров уже выхватил другой рукой кинжал из внутреннего кармана.

Время словно замедлилось. Граф видел расширяющиеся от ужаса глаза князя, видел, как тот открывает рот для крика. Кинжал вошёл снизу, под подбородком, с мокрым хрустом пробив мягкие ткани. Лезвие прошло сквозь язык, расщепив его надвое, пронзило нёбо и вонзилось в основание черепа.

Веретинский дёрнулся всем телом. Вместо крика из его рта вырвался влажный булькающий звук. Кровь хлынула не струёй — фонтаном, заливая подбородок, грудь, руки Сабурова. Князь попытался что-то сказать, но разрубленный язык лишь хлюпал, выталкивая алые пузыри.

Свободной рукой правитель вцепился в запястье Сабурова, царапая кожу ногтями. Его глаза выкатились от боли и ужаса, в них плескалось животное непонимание — как посмел?! Как смог?! Почему?!

Граф провернул кинжал, чувствуя, как лезвие скребёт по костям. Веретинский забился в конвульсиях, из носа потекла кровь, смешиваясь с той, что фонтанировала из разорванного горла. Его ноги подкосились и он осел на пол, увлекая за собой убийцу. Ещё несколько судорожных вздохов — и всё. Тело обмякло.