Но вот в глубине трактира кто-то восторженно воскликнул: «Спар привёл Путника!» — и вся масса народа, а их было никак не меньше двадцати человек, пришла в единодушное движение: мужики в чистых рубахах поднимались на ноги, бабы в грубых платьях не стесняясь подходили ближе, чтобы внимательнее его осмотреть, и всеобщее настроение в заведении сменилось с непринуждённого на настороженное и вместе с тем… радостное, что ли? Только и слышалось со всех сторон:

— Давно к нам не являлись Путники, давно, давно!

— Откуда вы, милсдарь?

— Такой молодой, а уже меж миров странствует!

— Симпатичный!

— Как это вас к нам занесло?

— Ну, ну, полно вам, — Каглспар взял Макса за плечо и повёл к столу недалеко от печи, который им тут же любезно освободили. — Дайте подлетку в себя прийти, поесть-попить да выспаться, а потом ужо с расспросами приставайте.

— Ты, кузнец, не меняешься с годами, — гоготнул возникший прямо перед ними невесть откуда пухленький красноносый старикашка, который Спару едва ли до пупка, казалось, доставал. — А говорят, к старости добреют!

— К какой такой старости, Кэл, — громыхнул великан, насупившись. — Мне жить да жить, а вот тебе пора завязывать с медовухой, раз старика от молодого отличить не в силах.

Тот, кого Спар назвал Кэлом, хохотнул и сел обратно на место, показывая своему собеседнику пальцем на Макса и громко обсуждая его таинственную судьбу.

— Надо же — Путник! Настоящий!

К ним подошла в расшитом красной нитью белом платье дородная дама с розовыми мясистыми руками и потрясающими волосами какого-то непередаваемого оттенка: не то чёрные, не то тёмно-синие, длинные, блестящие, сплетённые в две широкие косы с вплетёнными в них красными лентами. Большие ярко-синие глаза были обрамлены настолько густыми и чёрными ресницами, что Максиму стало некомфортно: словно на веки ей наклеили два пласта чёрной бумаги. Красивая женщина, лет сорока пяти на вид, к естественной природной красоте добавила ещё крупные красные бусы, и невзирая на то, что сам парень считал подобную бижутерию дешёвой попыткой прихорошиться, он не мог не отметить, что конкретно этой женщине подобное украшение действительно очень к лицу.

— Добро пожаловать в трактир «Звонкая монета», молодой человек. Я — Падма, хозяйка постоялого двора.

Она внимательным и привередливым взглядом осмотрела Макса с головы до ног и, недовольно покачав головой, заключила:

— Нет, ну какие вы все тощие, страх берёт. Садись-ка, пострелёнок, я тебе сейчас мяса принесу. Не кормят вас там, что ли, в этих ваших иных мирах?

И не успел Максим уточнить «мирах?», как она уже удалилась за прилавок. Спар усадил ничего не понимающего подростка за дубовый стол, грубо выдолбленный из цельного куска древесины, и крикнул, судя по всему, название какого-то блюда с приставкой «пожалуйста». Потом, облокотившись о скрещенные руки, повернулся к нему и загадочно усмехнулся. А юноша тем временем соображал. Выходит, «миры» не показались ему и утром, при разговоре с Каглспаром — и это была совсем не фигура речи, не простонародный синоним слову «город». Иные миры — вполне себе конкретная формулировка, подразумевающая вполне себе конкретный смысл.

— Спар, — тихо, чтобы никто больше не услышал, позвал Макс. — Что происходит?

— Смекнул, наконец? — не меняя хитрой улыбки, ответил вопросом на вопрос здоровяк.

— Они меня… гостем из другого мира считают, что ли?

— Так ты гость и будешь.

— В каком смысле?

Громила отстранился — Падма поставила перед ним громадную кружку, до краёв наполненную чем-то сладким и тягучим как смола, — и беззлобно проворчал:

— Экий ты тугодум-то. Но это ничего, вы все поначалу теряетесь, как узнаёте.

— Так я что, и правда ум…

Мир внезапно потускнел и притих. Макс почувствовал, как снова начинает задыхаться, и раздражённо помотал головой — не хватало ещё одного приступа, хватит с него на сегодня!

— Я проведал ужо, что у вас там никто никому ничего не объясняет, потому как сами не ведают, что так можно, — покивал понимающе Спар и сделал несколько больших глотков из кружки: липкий напиток подобно клею янтарными каплями остался на его пышных бурых усах. — А те, кто научаются, ужо и сами там никому не говорят. Так что ясно, что ты днесь напуган. Только ты не бойся так, всё с тобой ладно.

— Серьёзно, что ли? — из последних сил сдавливая голос, чтобы не перейти на вопль, просипел Макс. — То есть, ты понимаешь, что произошло?

— Там ты, ясно дело, умер, Максим-фамилия-Вороновский, — пожал плечами Спар и снова пригубил напиток, названия которого парень не понял. Сказал это так просто, словно смерть ничего для него не значила. — Не ведомо мне, что ты днесь ощущаешь, потому как мне не доводилось пока умирать. Думаю, страшно, вот и всё. Навалилось, что ты из иного мира здесь, что все наши об этом уразумеют, а ты — нет. Но ты так не бледней, а то опять упадёшь. На, выпей-ка.

Выпить сейчас было как нельзя кстати. Максим без лишних слов взял у Спара кружку и успел сделать несколько внушительных глотков, прежде чем осознал, насколько крепким был предложенный алкоголь. Глотку обожгло, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось с желудком — будто открылась язва, не меньше. Хорошо хоть, что обезболивающее для души оказалось сладким. Парень закашлялся, с грохотом поставив кружку на стол, и почувствовал, что ещё немного вот так покашляет — и выблюет пойло вместе с кишками.