— А Падма его… н-не любит чего?

Спар помрачнел, и даже нетрезвый Макс догадался, что эту тему они обсуждать не будут.

— Ешь давай, — повторил верзила, подводя черту их обсуждениям. — Завтра рано выезжать. Ты-то отоспишься в телеге, коль что, а мне ещё весь день править, да тебя, болезного, везти.

— Т-так ты… — Максим рыгнул. — Меня к Мих… Мих-хрейю повезёшь или к… З-зах-харии?

— Увидишь. Жри ужо.

Как и предупреждал Каглспар, дорога их ждала неблизкая. Выдвинулись часов в семь утра по местному времени, если верить возничему: Спар при этом своей бодростью и свежестью активно мозолил глаза страдающему от похмелья Максиму. Юноше, пожалуй, никогда так плохо не было — даже когда Стёпа напоил его как следует водкой, пока мать не видела, — и это всего лишь с двух глотков! Один из друзей брата рассказывал, как однажды кислоты объелся, а на утро пошевелиться не мог — ни пальцами двигать, ни дышать нормально не получалось, сразу взрывалась от боли голова. Вот примерно такое же, кажется, состояние теперь развивалось и у самого Макса: лежал бедолага пластом на дне телеги и чувствовал каждую ухабину на дороге, кляня рукозадых дорожных дел мастеров на чём стоит свет и параллельно размышляя, есть ли в этом мире вообще ответственные за прокладку дорог.

И всё-таки, как интересно выходит. В одном мире погиб, в другом появился? Звучит не слишком-то правдоподобно. Если бы эту версию событий он услышал от Спара в начале их совместного путешествия, то не поверил бы — и правильно бы сделал. Решил, скажем, что спятил мужик от одиночества или на старости лет (хотя здоровяку на проверку оказалось чуть больше сорока, но всё же) да развлекается так — про путешествия между реальностями вычитал где-нибудь в интернете и крышей поехал. В конце концов, человек, разъезжающий на телеге, вряд ли многого в России двадцать первого века добился. Вот и тоскует по магии — в своих мечтах мы все герои. Однако то, как на него отреагировали в «Звонкой монете»… Можно было, конечно, списать на массовую истерию — в провинциальных городках скука смертная, вот всей компанией и повернулись, скажем… Но что, если нет? Что, если вся эта туфта про параллельные измерения, которую учитель физики пытался им в головы вдолбить, правдой оказалась? Да ещё и такой… легкодостижимой, если смерть, конечно, можно назвать «лёгким» явлением.

Откровенно говоря, Максим всё больше склонялся к версии с комой. В этом случае ему и целая страна может одну и ту же байку рассказывать — она же вымышленная, плод фантазий, так почему бы и нет? Он читал где-то, что мир, воспринимаемый человеком, может вообще не существовать в действительности, потому что любой так называемый «факт» существования этой самой действительности обрабатывается одним из органов человеческих чувств. А раз мозг обрабатывает, кто мешает и изобретать? Тем более, что для прекрасного нашего серого вещества (которое, кстати, правильнее было бы называть «белым» — белых аксонов и дендритов куда больше, чем серых нейронов) нет абсолютно никакой разницы между информацией, воспринимаемой в реальности, и воображаемой информацией.

И да, ещё Макс любил «Матрицу» от братьев (ныне сестёр, прошу прощения) Вачовски. Возвращаясь к теме, кто помешал бы его травмированному из-за аварии мозгу попросту выдумать эту окружающую его теперь катавасию? Да ещё и так реалистично стимулировать рецепторы… Хотя какие, блин, рецепторы? Мозг в коме вообще ничего не делает особо… вроде как. Он там на грани жизни и смерти, ему не до сказок. Или нет?

Зря Владимира Александровича не слушал, — подумал Макс, вспомнив своего учителя по биологии, и облегчённо усмехнулся; голова в ответ на его хорошее настроение тут же подбросила немного плохого.

Ладно, предположим сначала, что это не сон и не агония мозга. Тогда, выходит, это всё происходит взаправду, и он каким-то странным образом, нарушающим законы логики, попал из одного мира в другой. Возникает закономерный вопрос: с чего бы вдруг? Если это воля какого-то местного божества (что очень и очень вряд ли, кто он такой, в конце концов, чтобы специально по его душу пьяного водителя «жигулей» посылать), то где инструкции? Хотя Спар говорил, что Путники просто так в этом мире не оказываются, всегда в нужный момент… Может ли это действительно быть распоряжением кого-то власть имеющего?

«Хватит думать о себе больше, чем ты есть».

Максим вздрогнул, проигнорировав боль в висках, и приподнялся.

Он уже очень давно не слышал голоса брата в своей голове.

Если верить умным книгам, особенно сильные по воздействию на психику воспоминания могут звучать как посторонний голос. Наорал на тебя кто-нибудь в течение дня, скажем, а потом лежишь вечером в кровати и будто бы слышишь, как до сих пор орут. Но это не правда, на самом деле никакого крика не существует, конечно же — просто сознание подкидывает вот такие подлянки, прокручивая и воспроизводя события прошлого… для лучшего запоминания, так сказать.

А Стёпка был прав, кстати. Тогда, конечно, ситуация случилась дурацкая — маленький Максимка, ему лет пять было, на площадке со сверстниками поссорился и случайно обмочился, когда его начали запугивать и толкать, а потом неделю боялся на улицу выходить, думал, что все над ним смеяться из-за этого станут. Причём, не столько другие дети, сколько взрослые. И Макс вдруг вспомнил тот день очень хорошо, словно заново его проживал. Он плакал в коридоре и отказывался обуваться, а Стёпа (ему тогда уже было десять) стоял в кухне и с очень странным выражением лица наблюдал за чужой истерикой. Потом подошёл (мама уже тогда не хотела подпускать старшего сына к младшему, уже тогда брат вёл себя странно), игнорируя её взволнованное «не надо, Стёпушка», и спокойно сказал: «Хватит думать о себе больше, чем ты есть. Ты боишься, что тебя начнут дразнить, но на самом деле им нет до других людей никакого дела».