Странное воспоминание холодом растеклось по его лицу. Максим вытер ладонями щёки — они оказались мокрыми — и понял, как сильно скучает по этому страшному, жестокому человеку, которого считали сумасшедшим и боялись даже в родном доме. Скучает по тому, как чувствовал себя особенным рядом с ним: ведь Стёпа только с братом был адекватным, только с ним играл и искренне улыбался.

И да, чёрт возьми. Стёпка был прав. Не стоит думать о себе больше, чем ты есть.

— Чего притих? — спросил Спар: они как раз проезжали мимо странной постройки, отдалённо напоминающий древнегреческий храм Афины, только очень маленький. — Спишь сызнова?

— Нет, — вяло ответил Макс. — Думаю.

— Ну, поделись думами. В тишине ехать утомительно.

— Думаю о том, что никогда не был сильным.

Каглспар хлопнул Плушу по крупу вожжами и обернулся.

— Если волнует, что хилый, иди ко мне подмастерьем в кузню на первое время. Там железо потаскаешь и быстро окрепнешь, заодно и долг отдашь, да и под присмотром останешься.

Фраза «потаскать железо», пусть и произнесена она была в совершенно другом контексте, прозвучала так душевно, словно он на мгновение вернулся в родной город. Его одноклассники любили проводить свободное время в одном из немногочисленных спортзалов Ярославля, так что к выпуску выглядели как взрослые дяденьки. Макс усмехнулся; голова от перепада давления заныла. Теперь понятно, откуда у его громилы-спутника ожоги на руках. Да и мускулы откуда.

— Я не про мышцы, Спар, — ответил он, подумав. — Я про характер.

— А что не так с твоим характером?

— Слабый я, вот что. Реву постоянно, атаки эти панические… — почему-то Максиму теперь не было совестно и стыдно говорить о своей уязвимости, хотя раньше он, пожалуй, даже маме в подобном не признавался. — Я никогда не был лидером, всегда искал себе кого-то, кто будет меня защищать. Брат говорил, что это не по-мужски, что нужно жизнь в свои руки брать. А теперь я здесь и… — он вздохнул. — Теперь я здесь и снова пользуюсь чужой помощью. Тебя вот эксплуатирую, как бесплатное такси… ну, то есть, извозчика. Или как это раньше говорили… Короче, лежу и жалею себя, вместо того, чтобы действовать, и сам с себя бешусь. Словно ни на что не годен, понимаешь?

— Уразумел, — к его изумлению покивал Каглспар. — Уразумел, что ты много на себя берёшь, болезный, вот что.

Макс решил на это ничего не отвечать. Подобные слова от брата он тоже уже слышал.

— Ты стал Путником, Максим-фамилия-Вороновский, — продолжал тем временем кузнец. — Не по своей воле, а потому что так сложилось. В чужом мире, без семьи, без друзей. Чего ты хотел? Встать с молотом наперевес и пойти воротить великие свершения?

— Хотя бы не обливаться слезами, для начала, было бы неплохо, — беззлобно фыркнул Максим и улыбнулся.

— Так, а что, не живой ты, что ли? — Спар причмокнул губами; Плуша перешла на быструю рысь. — Меня послушай, подлеток: молодой ты и неопытный, боязно тебе, и это ладно. Даже благостно. Дурно было бы, если бы ты не боялся. Если бы поверил всему сразу, как некоторые делали, и сломя голову кинулся в «приключенья».

— Как некоторые?

— Вот каков ты тугодум-то, — верзила рассмеялся. — Сказано же было: не первый ты тут такой, и уж точно не последний. И раньше приходили к нам тоже Путники, ребяты молодые, да без царя в голове. Им толковали, мол, куда вы лезете? Но молодёжь же лучше знает, что да как. И что выходило?

— Что выходило?

— Да перебили с добрую половину в первых же трактирах, — Спар махнул рукой. — Приходят такие щеглы, дверь ногой отворяют, балакают, мол, будем тут у вас мир спасать. А оно нам надобно, чтобы нас спасали? У нас тут и так недурно живётся. Есть, право, свои огрехи, ну а где их нету? Им и талдычили, мол, не надо лезть в воду, не зная броду, поживите вы покойно. Но у них уши, видно, за ненадобностью отвалились, уразуметь ничего не желали. Магии пытались обучаться — кто поумнее был, то с лёгкого начинал, а бывали и тугодумы, сразу к мёртвым в могилы лезли… Кто-то в драку совался, башкой не думая, а кто-то и на неприятности покруче наскакивал. Но несколько — около сотни, может, — до великих свершений дослужились-таки. Одна девчушка случилась, лет десяти Путницей стала, до королевского двора добралась, её при правителе лекарем держали. Сколько раз она его задницу спасала — не счесть!

Максим слушал внимательно.

— Сам-то я тех времён не застал ещё, а вот бабка моя видала, поведала. Король тогда воевать любил и лез во всякие неприятности. А девочка эта его потом по кускам собирала. Очень одарённая была, вроде как и сейчас жива ещё, да токмо о ней не слыхать. Был ещё другой красавец, на моём веку ужо, полководцем стал, армией мертвецов командовал. Жуткий человек был, но могущественный, много всего для нашей отчизны благого сделал, а его по приказу короля потом… хех, «отстранили». Если уразумеешь. А многие ваши берегов вовсе не видали — да так по канавам да оврагам и лежат… герои хреновы.

— И много было Путников до меня?

— Много, конечно, — верзила посмотрел на него через плечо и снова отвернулся. — А вот сколько точно — не скажу, не ведаю. Никто вас особливо не считал раньше, так-то. В разных местах появлялись, в разных исчезали без следа. Где чудища всякие помогут, где бандиты, а где и глупость услужит. На смену одному придёт другой — так и жили, а особого вниманья к вам, как ныне, никогда не было. Супротив — само слово «Путник» ещё годков пятьдесят назад едва не ругательством значилось. А после Трияда явилась. Кто ещё живой остался с того года, как они пришли, охрипли ужо говорить, какими они в начале пути чаялись. Мне раньше тоже докучали — я же с Захарией долго работаю, — а потом я паре морд особливо любопытных глаза в башку повдавливал, и как-то отстали сразу, ха-ха!