— Он что, выдерживает?! — послышался удивленный шепот.

Я не видел лица говорившего, потому что стоял, все еще не открывая глаз. Но понимал, что все шло не так, как хотелось моим палачам.

— Седьмой! Восьмой… — Астахов отчаянно старался ускорить процедуру. — девятый…

Энергия теперь кружила вокруг меня бурей разноцветных вихрей, не смешиваясь, не превращаясь в ту самую ртутную чернь. Я чувствовал себя логистом, направляя потоки каждый по своему маршруту.

Теперь я не боролся за выживание. Я управлял процессом. Из жертвы я превращался в хозяина этой силы, полностью контролируя ситуацию.

Осталось дождаться финального аккорда. Сделать последний, самый главный шаг, и тогда посмотрим, кому здесь придется пасть на колени.

Я сделал медленный вдох и глубоко выдохнул, чувствуя, как вокруг меня бушует сила Приюта Длани Предков. Каждый поток, отличный по цвету и природе, стремился к центру круга, пытаясь слиться с другими в единую темную субстанцию, способную поглотить все живое. Но теперь я видел и чувствовал структуру этой энергии настолько четко, словно передо мной лежала схема кровеносной системы человека, знакомая до мельчайших деталей.

Я медленно поднял руки.

Наконец, в круг вошел двенадцатый член Совета.

— Закончи это, — сухо приказал Учитель.

В тот же миг воздух загудел от переполнявшей его энергии. Все двенадцать потоков, каждый разных оттенков и стихий, вращались вокруг меня с огромной скоростью. Я оказался в эпицентре мощного энергетического вихря, способного сокрушить не только меня, но и всю школу, если я допущу ошибку.

Но ошибки не будет.

Я, наконец, поднял голову, открыл глаза. Всмотрелся в искаженные напряжением лица двенадцати членов Совета. На лицах моей палачей была видна тревога и ненависть.

— Сбившийся, — выдохнул один из них. — Сдавайся, пока еще можешь стоять.

Разговаривать с соперником начинают в двух случаях — когда пытаются усыпить его бдительность либо когда исчезает уверенность в своих силах.

В диалог я не вступил.

Моя рука, словно в ней лежал хирургический скальпель, рассекла воздух, перерезая все двенадцать вращающихся энергетических потоков в единой точке.

Шрам на груди вспыхнул болью.

Время словно замерло.

Потоки, утратившие мою поддержку, с яростным грохотом рванулись в обратную сторону, смешиваясь, формируя чернь. Прямо к членам Совета, которые стояли на своих печатях.

— Держите потоки! Удерживайте! — завопил Учитель, но было уже поздно.

Энергия, сорвавшаяся с потоков, рванула по кругу резким, ощутимым порывом, будто ветер внезапно превратился в шторм. Одиннадцать лучших выпускников, только что стоявших с гордыми лицами и прямыми спинами, разлетелись в стороны, словно тряпичные куклы. Я отчетливо видел, как вздрогнули их тела, словно попав под разряд тока.

Нескольких закрутило в воздухе, двое впечатались в каменные колонны с глухим стуком, еще трое ударились о стены зала, оставив на них трещины и темные пятна. Остальных проволокло по земле несколько метров, пока они не замерли в нелепых позах, не в силах подняться.

Энергия ударила мощным, неуправляемым шквалом. Каждый получил обратно ту силу, которую они пытались направить против меня. Чернота, что должна была разорвать меня, теперь разодрала их каналы в клочья.

Я смотрел на эту сцену, чувствуя странную смесь удовлетворения и горечи. Но именно Длань Предков заставила меня сделать это.

— Ну что, уроды, теперь понятно, каково это? — процедил я, скорее, для себя, чем для них.

Вокруг царил хаос. Ученики вперемешку с членами совета корчились на земле или молча лежали без сознания.

Под ногами резко затрещали печати, на которых несколькими мгновениями раньше стояли выпускники. По сложным магическим знакам пошли глубокие трещины, как по стеклу, которое вот-вот лопнет.

Меня обдало жаром, и в следующее мгновение от треснувших печатей хлестнула волна яростного пламени, мгновенно пожирая траву, мох и мелкие кустарники всё дальше и дальше — в радиусе десятков метров.

Я закрыл лицо рукой, чтобы защитить глаза от резкой вспышки. Все заволокло дымом и пылью, слышались приглушенные стоны и тяжелое дыхание тех, кто ещё не потерял сознание.

Когда пыль осела, я стоял один посреди круга, опустившись на одно колено. Одной рукой я плотно упирался в резонатор, который стоял ровно в центре, будто он был моей единственной опорой в этом хаосе.

Я поднял голову, чувствуя, как по подбородку стекает пот, и поймал тяжелый, почти убийственный взгляд Учителя Астахова.

Учитель тоже тяжело дышал, опустившись на одно колено, пытаясь сохранить контроль над собой. Лицо старика было мертвенно-бледным, борода тряслась, а в глазах отразился неподдельный ужас.