В больницу я вернулась одна, потому что мадам Бернар решила остаться ночевать у кузины. Я была голодна, и мне ужасно хотелось спать, но прежде, чем лечь в постель в своей комнате, я зашла в рабочий кабинет, открыла книгу регистрации и внесла туда данные об Агнешке и ее только-только рожденном сыне. А потом долго, улыбаясь, смотрела на эту запись.

На следующее утро я проснулась поздно — только когда услышала за окном голос вернувшейся домой мадам Бернар. И когда я вышла завтракать, она заверила меня, что и ребенок, и его мать чувствуют себя хорошо, а ее кузина прислала мне несколько колец отличной колбасы. Качество колбасы я смогла оценить даже по запаху, который витал в кухне и будил аппетит.

А вот попробовать ее на вкус нам помешал подъехавший к больнице экипаж.

— Это герцог Лавальер, мадемуазель! — взволнованно сообщил мне выглянувший в окно месье Бернар.

Мы тут же забыли про завтрак. Мадам Бернар бросилась заваривать свежий чай на случай, если его светлость не откажется от чашечки бодрящего напитка. А я пошла в свой кабинет, чтобы встретить герцога на рабочем месте.

Ничего хорошего от его визита я не ждала. Вряд ли он приехал сюда, чтобы повысить нам жалованье или сообщить, что мэрия уже выделила средства на ремонт больницы.

Но я расстроилась еще больше, когда поняла, что вместе с его светлостью прибыла и его невеста. Я услышала, как она громко чихнула в коридоре.

— Что у вас тут за ужасный запах? — она гневно сморщила свой тонкий красивый нос.

— Это хлорная известь, мадемуазель…, — я замешкалась, не зная, как ее назвать. Ее фамилия была мне неизвестна, а называть малознакомого человека по имени не допускали правила приличия. — Она защищает больных от всякой заразы.

— Мадемуазель Рошен, — представил мне свою спутницу герцог.

А девушка уже оглядывала комнату с плохо скрытым презрением. Должно быть, столь скромный интерьер она прежде видела лишь в комнате прислуги. Хотя о чём я говорю? Такие, как она, в комнатах прислуги не бывают вовсе.

— Чем обязана такой высокой чести, ваша светлость? — полюбопытствовала я.

От волнения я даже не догадалась предложить им присесть. Впрочем, за меня это сделала мадам Бернар, которая вошла в комнату с подносом в руках. От стоявших на нём чашек шел потрясающий аромат, поскольку она добавляла в чай и мяту, и мелиссу, и липу. А вот лежавшее в вазочке печенье явно было ванильным.

Но на наших гостей это не произвело ни малейшего впечатления.

Мадемуазель Рошен только надменно хмыкнула. А его светлость сказал:

— Благодарю вас, мы не голодны.

Мадам Бернар смутилась и, извинившись, выскользнула из комнаты. А герцог, наконец, ответил на мой вопрос:

— Я решил лично сообщить вам, мадемуазель Эстре, что направил в Королевский университет Альтевии запрос на другого доктора для этой больницы. Думаю, это не станет для вас неожиданностью. И я надеюсь, что в самое ближайшее время в Тирелис прибудет не только ответ на мое письмо, но и сам врач.

Да, неожиданностью для меня это не стало. И всё-таки это было ужасно неприятно. Мне словно еще раз указали на мое место, которое, по мнению его светлости, явно было где-то на кухне.

— Насколько я знаю, ваша светлость, врача для этой больницы вы не могли найти уже несколько месяцев, — напомнила ему я. — Почему вы решили, что сейчас что-то изменится?

Он холодно улыбнулся:

— Потому что я предложил более высокое жалованье.

Когда я услышала это, то едва не задохнулась от возмущения. Он готов был доплачивать любому, даже самому паршивому доктору-мужчине, лишь бы не допустить, чтобы в этой больнице работала женщина! Это уже переходило всякие границы.

— А до тех пор, пока новый врач не приедет, — продолжил он свою речь, — больницу я решил закрыть. Потому что, как мне сообщили, у вас всё равно нет пациентов. А раз так, то стоит ли утруждать дежурствами и вас, и людей, которые вам помогают?

— Это так трогательно с вашей стороны проявить о нас заботу! — язвительно восхитилась я. — Но не беспокойтесь, ваша светлость, жалованье за первую половину месяца мы уже получили, так что считаем своим долгом эти деньги отработать. И вас ввели в заблуждение, сказав, что у меня нет пациентов. За те два дня, что мы работаем, их было уже двое.

— Вот как? Двое?

Заметив, что он с трудом удержался от улыбки, я сжала кулаки. Я понимала, насколько скромна эта цифра, но заниматься приписками, как мой предшественник, не собиралась.

— Неужели кто-то и в самом деле решился доверить вам свою жизнь? — удивилась мадемуазель Рошен. — Должно быть, это были умалишенные, мадемуазель?

И она звонко рассмеялась. А потом провела рукой, затянутой в тонкую белоснежную перчатку, по полке стоявшего возле стены шкафа. Но если она надеялась обнаружить там пыль, то она ошиблась. В этом кабинете была идеальная чистота.