— Прошу меня извинить, — проговорил профессор, прикрывая ладонью микрофон и обращаясь к клиентке. — На сегодня сеанс закончен.

— Но, доктор, мы же только начали! — возмутилась женщина. — Я же заплатила!

— Я верну вам деньги. Оставьте реквизиты у секретаря, и всё. До следующего раза.

Клиентка всплеснула руками, её лицо налилось краской:

— Безобразие! Я больше к вам не приду. Я напишу на вас жалобу, я оставлю отзыв!

— Пошла вон, дура! — вдруг зло выкрикнул профессор и тут же досадливо выдохнул — нервишки в последнее время ни к черту.

Женщина опешила, а потом, схватив старомодную жесткую сумочку, пробкой вылетела из кабинета, хлопнув дверью так, что дрогнуло оконное стекло в прочных металлических рамах.

Профессор поднялся, подошёл к двери, проверил, чтобы плотно закрылась, и щёлкнул замком. Вернулся к столу, схватил трубку обеими руками.

— Я здесь, — сказал он. — Слушаю вас. Что случилось?

— А почему вы думаете, что что-то случилось? — холодно ответил Инженер.

— Ну как же… Говорите, что срочно. А обычно звоните вечером, — осторожно проговорил Ландер.

— Проницательный человек, — хмыкнул металлический голос. — Это хорошо. А теперь к делу… Мой самолёт сегодня под утро приземлился. Я еду из аэропорта в Новознаменск.

— Что? Вы здесь?.. — профессор не верил своим ушам.

— А что вас так удивляет? — холодно усмехнулся голос.

— Вот так… Без предупреждения…

— Без предупреждения, — без особого выражения повторил тот.

— Сюрприз? — пробормотал профессор, не зная, что и сказать. — Ну… ладно… Наконец я увижу вас лично.

— Не думаю, что вы слишком горите желанием… увидеть меня, — проговорил голос, и Ландер почувствовал, как холодный пот выступает на висках. — Но всё же мы встретимся. Я отправлю вам сейчас точку геолокации. На вашу рабочую почту. Там мои люди подготовили импровизированный полигон. Вы должны туда прибыть — со своими, так скажем, подопытными.

— Полигон?.. — нахмурился профессор.

— Да. Мы испытаем ваших подопечных. Проверим, на что они способны.

— Но… постойте. Это надо было запланировать! Они не готовы. Я не довёл курс, нужно было провести дополнительную работу! И…

— Хватит! — оборвал его металлический голос. — У меня есть сомнения в вашей благонадёжности. Я не уверен в вас. Я хочу лично убедиться, что все идет по плану, и увидеть всё своими глазами.

— Но подготовка… мне нужен хотя бы час, чтобы… сеанс гипноза, настрой…

— Час, — повторил голос, теперь громче, без интонаций. — Вам хватит. Вы обещали сделать из них идеальных, послушных бойцов. А бойцам, чтобы собраться, нужна минута. А вовсе не час. Не разочаровывайте меня, профессор. Иначе… Иначе нам будет не по пути.

— Но… — профессор задохнулся, слова застряли в горле. — Вы хотите… вы хотите меня отстранить?..

— Всё зависит от результата. По итогам испытаний и будет принято некое решение о целесообразности ваших дальнейших исследований.

— Вы не можете!..

— Выполняйте, — металлический тембр отсёк все возражения доктора, как лезвие.

Связь оборвалась. Кабинет снова погрузился в тишину, но Ландер слышал только собственное сердце — тяжёлые удары отдавались в висках.

— Господи… — пробормотал он. — Как же мне это всё надоело… Всё, что мешает моим исследованиям…

Где-то под Новознаменском. Лесной массив.

Старенький фургон Ландера медленно пробирался по размытой колее. Колёса временами пробуксовывали в грязи, шины с шумом выталкивали воду из луж.

По лобовому стеклу зудел дождик — мелкий, колючий и упорный. Небо заволокло серыми тучами, и от этого всё вокруг казалось ещё более тусклым: листья кое-где уже пожухли, трава утратила прежнюю летнюю яркость, и пахло сыростью и надвигающейся осенью.

Фургон выкатился на широкую лесную поляну, и тут Ландер притормозил. На открытом месте, словно звери в засаде, стояли два чёрных внедорожника. Сверкающий лак кузовов, тонированные стёкла, хищные раскосые фары — всё это словно бы в упор и со снисхождением смотрело на его дряхлую колымагу.

Профессор вздохнул. Он, несмотря на всегдашнюю привычку к удобству, любил свой микроавтобус-фургон. Машина была старая, привезённая ещё из ГДР, в те годы, когда он сам был молодым, полным надежд и честолюбия советским учёным. Тогда этот фургон казался ему пропуском в свободную жизнь — пусть и скромную, но честную и приятную. С тех пор многое изменилось. Он не гнался за модой, не менял машину каждые три года, как коллеги. Сросся с этим фургоном, привык. И, как ни странно, он пригодился для его нынешней деятельности.