Из железных киосков с выгоревшей краской и дощечками, приколоченными вместо стёкол, играла музыка. Хриплые динамики надрывались: «А я бамбук, пустой бамбук, я московский пустой бамбук…»

Я смотрел на всё это и понимал — я в девяностых.

Мое время… Когда люди ещё ходили без телефонов, а слова «челнок» и «деревянные» были частью повседневной жизни. Только что провалился в бункер, и тут вдруг… Сильно провалился. Глубоко. В эпоху девяностых, пахнущую вокзальными пирожками, дешевым табаком и соком из порошка в пакетике.

Я ошарашенно озирался, пытаясь понять, что происходит. Голоса людей на перроне сливались в единый гул, не разлепить.

Как же так?

— Что с тобой, Макс? — спросила Аня.

Молоденькая, ладненькая, в старом пальтишке, с пухлым чемоданом у ног. Её глаза… большие, такие бездонные, словно могли утянуть в себя целиком. Еще эти губы, я их помнил — они целовали меня не раз.

И тут накатила, как волна, память. Я вспомнил. Ноябрь девяносто шестого. До моей гибели осталось буквально несколько месяцев. А это наша с ней последняя встреча здесь, на Новознаменском железнодорожном вокзале. Я провожал её в Москву. И больше мы не виделись. Никогда.

Я почему-то быстро принял эту реальность, будто… будто шагнул в сон. Всё вокруг было настоящим, но в то же время словно не со мной происходило. Я будто смотрел на себя со стороны.

Корткая дубленка-пилот, модная, но уже изрядно вышарканная, потёртые джинсы. Руки крепкие, с тонкой печаткой из серебра на пальце. Под курткой, в скрытой кобуре прощупывался пистолет.

Это был Лютый. Это был я.

— Всё нормально? — повторила Аня, прижавшись ко мне, ее пальчики легли мне на грудь, пытаясь пробиться сквозь дубленку к сердцу. — Ты даже не обнимешь меня на прощание?

Я не знал, что делать. Стоял, будто окаменел. А потом все вспомнил. Обида. Злость. Тихая ярость.

— Ну не знаю, Ань, — выдохнул я. — Ты меня бросаешь ради работы.

— Макс, мы это сто раз обсуждали. — тихо сказала она, в голосе сквозило упрямство и глубокая грусть одновременно. — Ты же знаешь… Я не могу остаться здесь. Мне предложили должность в Москве. Хорошая зарплата, жилье. Это наш шанс.

— Наш? — переспросил я. — Моё место здесь.

— Я всё равно надеюсь, что ты бросишь свою ментовку и приедешь ко мне. В Москву. Я там устроюсь, обживусь. И мы снова будем вместе. Я не хочу быть без тебя… Ты…

— Нет, дорогая. Так дела не делаются, — сказал я. Но слова отдавались в голове чужим голосом, будто говорил не я. Хотя это, конечно, был я. — Я никогда не перееду в Москву.

— Надеюсь, что переедешь, — улыбнулась она. — Когда узнаешь всю правду.

— Какую ещё правду? — нахмурился я.

Аня прижалась сильнее. Я почувствовал её тепло — родное, близкое. Рука сама поднялась и обняла её.

— Ну вот, так лучше, — сказала она, улыбнулась и быстро чмокнула меня в губы. — Я всё равно тебя люблю.

Но пока она вглядывалась в моё лицо, улыбка стала меркнуть.

— А ты почему молчишь? — спросила она, глядя прямо в глаза. — Ты любишь меня?

— Какую ещё правду я узнаю? — повторил я вопрос, игнорируя её слова.

— Я не могу тебе сказать, Макс… — голос Ани прозвучал грустно и натянуто, будто каждое слово давалось ей с трудом. — Я… всё написала.

— Что ты написала? — пробурчал я недовольно.

Как же её понять? Мы действительно обсуждали всё уже много раз, десятки, кругами. И теперь ещё какая-то правда?

— Увидишь в почтовом ящике. Там записка от меня.

— Ань, мы что, малолетки? — я усмехнулся, но без всякой радости. — Записками обмениваться? Такое только в школе бывает.

— Нет… поверь, я не могу сейчас. Не могу сказать. Я всё написала там. Ты прочитай пожалуйсту, прошу…

— А мне и так всё ясно, — отрезал я. — Должность, карьера, Москва, новые возможности. Зачем тебе какой-то опер из Новознаменска, которому зарплату месяцами задерживают?

— Не говори так, — Аня чуть отстранилась, взгляд её, тревожный и болезненный, метался туда и сюда. — Ты же знаешь, что это не так.

— А как тогда, Аня? Как? — сказал я жестко. — Ты уезжаешь и точка. Все остальное — всего лишь предлог, отговорки. Ладно… Нам было зашибись вместе. Но все когда-то заканчивается. Взрослые люди, да? Все понимаю.

— Это не так, Макс…

— Граждане, заходим! — громко и противно прогнусавила проводница, выглянув из вагона. — Поезд отправляется. Провожающих прошу покинуть вагон!

— Ну… всё, мне пора, — Аня взяла чемодан.

— Подожди, — я достал из внутреннего кармана пачку денег, протянул ей.