«Ну, всё, ужин будет вкусный», — подумал я, глядя им вслед.

Сам же кликнул Анфису, которая помогала Машке по хозяйству.

— Анфиса! — позвал я её, заглядывая в дом, где она хлопотала у печи.

— Чего изволите, барин? — отозвалась она, вытирая руки о передник.

— К вечеру картошки бы отварила, — сказал я. — Митяй с Гришкой за рыбой пошли, закоптим, ужин будет знатный.

— Сделаю, Егор Андреевич, — кивнула она.

— Вот и славно, — улыбнулся я, и направился к дому, посмотреть, как там продвигается работа.

Мужики к этому времени уже вторую стену заканчивали обшивать. Доски подгоняли плотно, без щелей, чтоб ветер не задувал. А если где и оставалась щель, тут же конопатили мхом.

А Пётр, к этому времени аккуратно установил оконную раму. То самое стекло, над которым мы столько трудились, хорошо просвечивало в комнату, в ней аж светлее стало. Через него очень хорошо было видно двор, деревню да лес на горизонте. Конечно, оно было слегка мутновато и местами с разводами, но это лучше, чем через бычий пузырь смотреть. А то, что будет тепло, я в этом даже не сомневался — все-таки стекла были двойные, с двух сторон были в раме установлены, а между ними — слой воздуха для теплоизоляции.

— Как вам, Егор Андреевич? — спросил Пётр, с гордостью глядя на свою работу. — По вашему чертежу сделал, всё как вы велели.

Я подошел ближе, провел рукой по раме — гладкая, без заусенцев, петли смазаны, чтоб не скрипели. Открыл, закрыл — ходит легко, без усилий.

— Отлично, Пётр, — похвалил я его. — Как всегда, работа на совесть. Такое окно любому терему не стыдно.

Тот зарделся от похвалы, но виду не подал, только поклонился слегка:

— Стараемся, Егор Андреевич. Ваша наука не пропадает.

— К завтрему закончим, Егор Андреевич, — сказал Степан, вытирая пот со лба. — Осталось северную стену да потолок подбить. А там уж и зима не страшна.

— Хорошо, — кивнул я, довольный проделанной работой.

Ужинать решил, что будем у меня под яблоней. Вечер выдался на редкость тёплый, безветренный, и сидеть в душной избе, когда можно расположиться на свежем воздухе, было бы настоящим преступлением. Машка с Анфисой застелили стол чистой холстиной, расставили миски да ложки.

Отварную картошечку Анфиса присыпала зеленью с огорода. По моей подсказке немножко добавила туда сливочного масла, отчего картошка заблестела аппетитно, источая дразнящий аромат на всю округу.

Ну и изюминкой, конечно, была копчёная рыба. Золотистая, с тонкой корочкой, пропахшая дымком ольховых щепок, она красовалась на большом деревянном блюде посреди стола. Все крестьяне уже знали, что это такое, и особого удивления не выказывали — привыкли за то время, что я здесь живу, к моим «новшествам» в еде. Но уплетали, как говорится, за обе щеки — это я заметил сразу.

А вот Ричард очень удивился такому тонкому вкусу рыбы. Он даже глаза прикрыл от удовольствия, когда положил первый кусочек в рот. Пожевал, причмокнул и произнёс что-то по-английски, явно восторженное — судя по интонации.

— Что он говорит? — спросил Степан, сидевший напротив англичанина.

— Говорит, что никогда такой вкусной рыбы не ел, — перевёл я, хотя Ричард сказал нечто более восторженное, включавшее слова «божественный нектар» и «пища богов».

Ричард объяснил, что у них в Англии не было такой рыбы, по крайней мере, он не пробовал ничего подобного. Но ему очень понравилось, и он всё расспрашивал, как её готовить.

— Как-какой копчение? — спрашивал он, с трудом подбирая русские слова. — Дым от какой дерево?

— Ольха, — ответил я, показывая на растущие неподалёку деревья. — Ольховые щепки. Они дают особый аромат.

Ричард кивал, явно пытаясь запомнить все детали. Потом снова спросил что-то про время копчения и температуру.

Я усмехнулся:

— Вот как выучишь язык, тебе Степан вон расскажет, — кивнул я на Степана, — а пока ходи и мучайся.

Сам перевёл разговор мужикам. Те заржали, представив, как англичанин изнывает от любопытства, не в силах понять все тонкости процесса копчения.

Ричард смущённо улыбнулся, явно догадываясь, что шутка была на его счёт, но не обиделся. Он стал показывать на рыбу, повторяя:

— Фиш.

Степан недоуменно смотрел на него, не понимая, чего от него хотят. Потом перевёл взгляд на меня:

— Чегой-то он, Егор Андреич?

— Это он слова хочет новые учить, — пояснил я. — Показывает тебе, говорит «фиш», это на его языке «рыба», а ты ему переводи: «рыба». Он так и будет учить слова.

Степан почесал затылок, соображая.

— А, вона что! — наконец дошло до него. — Так он русский учить хочет!