Мы зашли в дом. Машка уже встала и хлопотала у печи, разжигая огонь. Увидев Ричарда, она смутилась, торопливо поправила волосы и присела в легком поклоне.

— Доброго здравия, Ричард, — произнесла она, опустив глаза.

— Доброе утро, сударыня, — вежливо ответил Ричард, но тут же переключил внимание на меня.

Он указал на лавку у стены:

— Снимайте рубаху и ложитесь, — скомандовал он тоном, не терпящим возражений.

Я бросил вопросительный взгляд на Машку, та пожала плечами — мол, может, и правда поможет? Англичанин, судя по всему, был уверен в себе.

Я снял рубаху, лёг на широкую лавку, застеленную чистым полотном. Ричард принялся делать мне массаж, спрашивая, в каких местах болит больше всего. Его пальцы, неожиданно сильные для такого худощавого человека, уверенно скользили по моей спине, находя болезненные узлы и напряженные мышцы.

— Я вижу, проблема в этой группе мышц, — говорил он, надавливая на какие-то точки на моей спине. — Они перенапряглись и теперь не могут расслабиться. Нужно разблокировать зажимы.

Я несколько раз сказал:

— А ещё вот здесь, — указывая на особенно болезненные места. — И вот тут, между лопаток, прямо огнем горит.

Он похмыкал, словно что-то решая для себя, а потом резко несколько раз куда-то нажал так, что у меня чуть искры из глаз не посыпались. Боль была острой, пронзительной, но короткой, как вспышка молнии.

Я зашипел и хотел выругаться на него матом, но сдержался, вспомнив, что рядом Машка, да и не пристало барину материться при чужеземце. Вместо этого я только проворчал:

— Ёлки твои ж зелёные! Не бревно же!

Ричард только усмехнулся:

— Терпите. Это необходимо. Боль сейчас — легче потом.

Машка, наблюдавшая за процедурой из-за печки, с тревогой спросила:

— А ему хуже не будет? Может, не надо так сильно?

— Не беспокойтесь, сударыня, — ответил Ричард, не прекращая своих манипуляций. — Я знаю, что делаю. Это древнее искусство, известное на Востоке веками.

И действительно, буквально через полминуты боль прошла, как рукой сняло. Я осторожно сел, потом встал, попробовал наклониться — никакого дискомфорта! Словно и не было этих мучительных часов.

— Чудеса, — прошептала Машка, глядя на меня широко раскрытыми глазами. — Прямо колдовство какое-то.

— Нет колдовства, — ответил Ричард, вытирая руки полотенцем, которое ему подала Машка. — Только знание человеческого тела и его механики.

— Как тебе это удалось, Ричард? — спросил я, с изумлением глядя на англичанина и продолжая осторожно двигаться, проверяя, не вернется ли боль.

Ричард улыбнулся, явно довольный произведенным эффектом:

— У нас в войсках был мастер по иглоукалыванию из Китая, — начал он объяснять, присаживаясь на скамью. — Удивительный человек. Мог одним прикосновением снять самую сильную боль, вылечить лихорадку, остановить кровотечение.

Он сделал паузу, словно вспоминая что-то далекое, а потом продолжил:

— Науку иглоукалывания я не постигал — для этого нужны годы обучения и особый склад ума. Но важные точки на теле, которые блокируют зажатые мышцы, я освоил. Этого часто бывает достаточно для простых случаев вроде вашего.

Он провел рукой по своей спине, показывая:

— Видите ли, в нашем теле есть определенные линии — китайцы называют их «меридианами», по которым течет жизненная энергия. Когда эта энергия блокируется — например, из-за перенапряжения мышц — возникает боль. Нужно просто разблокировать эти потоки, и тело само себя исцелит.

«Ценный кадр у меня завелся», — подумал я, но, кивнув, лишь сказал:

— Спасибо, Ричард. Ты меня буквально на ноги поставил.

— Пустяки, — отмахнулся он. — В походах часто приходится помогать товарищам. К тому же, — добавил он с легкой усмешкой, — я в долгу перед вами за гостеприимство и в неоплатном за спасение, так что не благодарите.

Машка, преодолев первоначальное смущение, предложила:

— Может, позавтракаете с нами, Ричард? Анфиса сейчас кашу сварит, да и хлеб вчера она свежий пекла.

Ричард вежливо поклонился:

— С удовольствием, сударыня, если не стесню вас своим присутствием.

— Какое стеснение, — улыбнулся я, натягивая рубаху. — После такой помощи ты желанный гость в моем доме. Садись к столу.

Я чувствовал себя заново родившимся. Только сейчас я понял, насколько измучила меня эта боль, и какое облегчение принесло исцеление. Я мог свободно двигаться, наклоняться, поворачиваться — и все без малейшего дискомфорта.

— Нужно будет научиться этому искусству, — сказал я Ричарду, усаживаясь за стол. — Мало ли когда пригодится. Да и другим помочь смогу.