– Продолжайте - продолжайте, - Артур бочком протиснулся в кабинет и уселся в уголке. Все молчали.
– Значит, развлекаемся... Патриции веселятся, богема буйствует. Хорошо вы живете, весело... Какую все-таки дрянь мы выпустили из бутылки. Гиен, пожирающих свои внутренности...
– он нервно потер переносицу. И бессильно добавил, - Вон...

Через секунду в комнате никого не было. Лишь дымилась забытая сигарета. Артур затушил ее и налил себе вина. Затем недоуменно покрутил головой, будто удивляясь чему-то. Подошел дог и ткнулся ему мордой в коленку.

– Выпьем, дружище, - обратился он к собаке.
– Все молчишь... Ну, будь здоров, - Артур опрокинул рюмку и, когда повернулся, увидел сквозь сизый сигаретный дым в полумраке стоящего в дверном проеме Старика, прижимающего к груди саквояж.

Старик молча протянул Артуру его визитку. Артур повертел визитку в руках и только потом разглядел саквояж. Он внимательно посмотрел в лицо Старика. Старик казался испуганным и моргал. Артур вытащил из кармана пачку сигарет, она оказалась пустой. Артур смял ее пальцами. Старик вдруг достал из кармана пиджака старинный с монограммой портсигар и раскрыл его. Артур опустил глаза - в портсигаре лежали разнокалиберные окурки, Артур снова внимательно посмотрел на Старика.

– Нет, спасибо...
– он прошел к креслу и жестом пригласил Старика сесть, но тот остался стоять. Артур пожал плечами и удобно устроился в кресле. Ведь вы - тот самый итальянец?..

Старик кивнул.

– Я вижу, вам вернули саквояж...Надеюсь, и паспорт вернули, и шкатулку...
– Старик снова кивнул и сглотнул слюну.
– Вы хотите сказать, что шкатулку вам вернули пустой... А что там должно было быть?

– Камни, - одними губами произнес Старик.

– Камни?
– Артур достал из кармана блестящую зажигалку и принялся вертеть ее в цепких холеных пальцах. Вдруг он заметил, что Старик неотрывно следит за зажигалкой, и начал вращать ее размеренно, говоря при этом в такт вращению.

– Бриллианты?
– уточнил он, и Старик кивнул, по-прежнему не отрывая глаз от зажигалки.
– Сколько там было камней?

– Двенадцать...-так же монотонно отвечал Старик..

– Двенадцать!
– вскричал Артур, и Старик очнулся. Артур тут же взял себя в руки.
– Нет, там был один камень, вот этот.
– Артур достал из сейфа бриллиант и положил его на подставку.

– Камней было двенадцать, - Старик вздрогнул от быстрого, хищного взгляда Артура.
– Их Леший... взял... Но мы... мы искали. Там ничего нет. Там только фигурки...
– Артур вскинул бровь.
– Из хлеба... он лепил зверей...

– Вам хотелось бы, чтобы я вернул камень... или вам нужны деньги?

– Деньги, - быстро ответил Старик.

– Вы что-нибудь хотите приобрести, или...

– Корабль. Нам... надо уплыть, потому что... Надо уплыть.

– Уплыть...- ничуть не удивился Артур.
– Я дам вам денег, но при условии... Ведь вы будете искать пропавшие камни?
– (Старик кивнул).
– При условии. если вы найдете их... а вы, я думаю, найдете... Вы принесете их сюда. Мне. Только мне. Вы согласны?

Старик кивнул и Артур, достав из сейфа несколько зеленых банкнот, вручил их Старику. Старик, пятясь, вышел из комнаты. Артур вежливо поклонился ему вслед. Тут же из-за портьеры показалось лицо Темного.

– Проследить. Но только без глупостей...

Темный кивнул и скрылся за портьерой. Артур включил подсветку, и бриллиант заиграл, засветился голубым огнем.

21.

На углу людного проспекта готовилось представление. Иван, изредка выбивая ложками дробь о колено, зазывно кричал:

– А вот Карузо, поет от пуза!

Подходи честной народ, вам частушки пропоет!

Не боисъ стоптать ботинки, в тех частушках сплошь картинки!

Посмеетесь от души, хоть в блокнотик запиши!

Приготовьте все по тыще, музыкантам нужна пища!

Когда реклама закончилась, Иван вытолкнул в образовавшийся полукруг Чекушку. Чекушка затравленно огляделся, набрал в грудь воздуха и запел вдруг удивительно высоким чистым голосом:

– Мимо тещиного дома я без шуток не хожу,

То в окошко х... засуну, то забор разворошу!

В толпе хихикнули, Чекушка втянул голову в плечи, но ободренный тычком Ивана, продолжил:

– Полюбила тракториста, а потом ему дала

Три недели сиськи мыла и соляркою ссала!

Пел он совсем не забористо, а, скорей, протяжно и жалобно, как поют романс или оперную арию. Иван же вертелся на пупе, тюкая ложками, залихватски свистел, подхватывая окончания фраз.

Толпа рыдала. Смешливые туристочки прыскали в ладонь, высокий рыжий парень гоготал, как гусак, вытянув жилистую шею, пожилой дядька в шляпе пирожком ржал, держась руками за живот. Чекушка смотрел поверх зрителей, и в глазах его стыли тоска и стыд. Иван снова толкнул его локтем. Чекушка вздрогнул и встретился взглядом со Стариком. Старик стоял в толпе, прижимая к груди саквояж. Он понял, наконец, где он видел эти глаза. Удивительно ясные, глубокие, печальные и светлые одновременно. Он узнал их, и сердце его застучало сильно и часто, как в детстве, когда ему было радостно быть и чувствовать мир. Старик почувствовал стыд мальчика. Он сделал шаг и встал рядом, обняв Чекушку за плечи, он запел вместе с ним, старательно открывая рот и не попадая в тональность. Толпа взревела.