Шрифт:
Машина остановилась возле разбитых повозок. Кругом валялись вспоротые мешки зерна. Трупы крестьян... Возле них записка: "Они перевыполнили план хлебозаготовок". Возле убитых плачущий навзрыд крестьянин.
– Куда ушли?
– спросил Сушенцов.
– Ось туды, - показал крестьянин.
На "газике" подъехала "скорая помощь".
Пограничники возле леса спешились, разбились на группы.
– Кузьмич, ждите нас здесь, - сказал Сушенцов.
– Остальные за мной!
Пограничники ушли в лес.
В кузове машины старшина Дзюба и солдат Садыков.
– Кузьмич, - обращается Садыков, - вот вы прошель война. У нас Таджикистан ее не быль.
– Хорошо, что не было, Абдусалом... Я отпахал почти четыре года.
– Вы все с нами... Отбой, подъем, тревога! А где ваш семей, Кузьмич?
– Была семья...
– задумался Дзюба.
– Жена, родители, дочка... На Полтавщине... Фашист под корень уничтожил. Вот какие дела, Абдусалом.
Послышалась ружейно-пулеметная стрельба.
– Наблюдай в сторону дороги, - мгновенно меняясь, сказал Дзюба.
– А я за лесом, все может быть...
– Слушаюсь!
– ответил Садыков.
К машине подошла группа пограничников.
– Один убит, остальные ушли, Кузьмич, - сказал подошедший Сушенцов. У них сто дорог, а у нас одна.
– Доиграются, сволочи, - рассудил Дзюба.
На лесной поляне расположилась группа оуновцев: около двадцати человек. В стороне ото всех двое:
Клим Рогозный, руководитель краевого провода, высокий, бородатый, спортивного вида мужчина сорока лет, и Гук, лет тридцати пяти, - глава "службы безпеки" краевого провода.
Клим Рогозный и Гук нисколько не изменилась с тех пор, как учинили нападение на избирательный участок.
Они развалились на траве, заслоняя глаза от слепящего солнца. Рогозный выдернул из земли травинку и в раздумье принялся жевать.
– Где их черти носят?
– посмотрел на часы Рогозный.
– Давно пора.
– Может, засада?
– высказал предположение Гук.
– Болтаешь чепуху.
– Я бы новичка не посылал. В учреждениях большевиков от него больше пользы.
– Э-э, милок, мозговыми извилинами шевелить надо.
– Рогозный закурил, смачно затянулся, пустил дым и почесал свою роскошную бороду; она почти не скрывала красивого, хотя и хищноватого лица.
– Все наши люди должны стать убийцами. Тогда они с нами до гробовой доски.
– А тебе не кажется, Клим, что ты стал слишком доверчив?.. Кое-кто улизнул и воюет против нас.
– Значит, ты не всех ненадежных ликвидировал.
– Разве не ты их брал под защиту?
– Не преувеличивай. Я не люблю, когда рассказывают сказки. Ты знаешь: за незалежну неньку Украину я, милок, отдам жизнь. Но ты должен понять, условия борьбы у нас стали другие... Людей отпугивает наша откровенно фашистская идеология. Надо кое-что выкинуть. Фашизм проиграл войну, он не в моде. Новым хозяевам на Западе мы нужны перекрашенные.
– Они не брезгуют и такими, какие мы есть!
– Они - люди респектабельные, - усмехнулся сочно очерченными губами Рогозный.
– Ты знаешь, Гук, с чем это едят - респектабельность?
– Не такой уж я дремучий, - проворчал Гук.
– Но я помню завет Степана Бандеры: наша власть должна быть страшной!
– И Степан Бандера, и Андрей Мельник - это вожди вчерашнего дня. Жизнь выдвигает новых. Не так ли, Гук?
– Так, - сказал Гук.
– Новым хозяевам подавай новых вождей ОУН?
– Вполне вероятно, - сказал Рогозный и сменил тему разговора. Интересно, с чем явятся наши люди? А вообще, Гук эхо каждой нашей диверсии должно доходить до Запада.
– Дойдет, - угрюмо отозвался Гук.
– Если за нашу работу нам будут платить твердой валютой... Так было, считай, аж с двадцать девятого года, когда в Берлине была создана организация украинских националистов, наша, кровная...
– То так, - сказал Рогозный, - но по-настоящему мы зажили, когда к власти пришел фашизм и ОУН влилась в гестапо на правах особого отдела. Вот был порядок! И перед войной, и в войну мы знали, что делать. И что получим за это... Эх, жизнь была!
– Слава героям!
– сказал подошедший оуновец Дубовой.
– Героям слава!
– ответил Гук.
Показалась разношерстная группа оуновцев.
– Ну что?
– спросил Рогозный.
– Ниче, накормили хлебом коммунистов, - сказал Дубовой.
– Потери есть?
– Убит Буйвол.
– Чекисты?
– А кто же еще? Прикордонники...
– Опять, будь они прокляты!
– выругался Рогозный.
– Одно утешение: убитые - наши знамена!
– Надо проучить прикордонников, - сурово бросил Гук.