Он встал в дверном проеме, чуть посторонившись, чтобы пропустить меня, и уже совсем другим - жестким, осторожным, но одновременно почтительным голосом произнес:

– Леди Хэрриет, я привел мисс Мэнсел.

Я прошла мимо него в комнату.

ГЛАВА 5

Но когда проходила леди - сильней

Вспыхнули вдруг языки огней,

Кристабель увидела леди глаз

На миг, пока огонь не погас

С. Т. Кольридж. Кристабель

Диван принца был поистине необъятен, и в нем царило то, что я могла бы назвать роскошным запустением. Выложенный цветным мрамором пол кое-где укрывали персидские половики, все очень грязные; стены были испещрены замысловатым мозаичным узором, причем в каждой плите тесаного, а сейчас порядком истертого камня имелись ниши, в свое время предназначавшиеся, очевидно, для статуи или лампы, а ныне пустовавшие, если не считать наваленных в них груд всякой всячины - картонных коробок, обрывков бумаги, книг, медицинских пузырьков и свечных огарков. Посередине помещения располагался фонтан, поверхность которого была заложена грубой каменной кладкой, так что теперь он служил неким подобием стола, на котором стоял поднос из позеленевшего серебра, уставленный грудой тарелок с остатками недавней трапезы. Рядом на полу приютилась пустая миска с надписью "СОБАКА" по краю. У стены стоял комод из полированного красного дерева, также заставленный всевозможными пузырьками и коробочками с лекарствами. Пара ветхих кухонных стульев и большое, похожее на восточный трон сооружение из красного лакированного дерева завершали меблировку нижней части комнаты. Повсюду толстым слоем лежала пыль.

Широкий сводчатый проход с изысканной резьбой по камню и тремя истертыми ступеньками отделял нижнюю часть дивана от верхней. В дальнем углу возвышения стояла громадная кровать, некогда, должно быть, представлявшая собой подлинное произведение искусства, с ножками в виде лап дракона, высоким резным изголовьем и свисающим над ним с потолка подобием позолоченной птицы, сжимавшей в когтях края балдахина. Сейчас же одно из крыльев птицы отсутствовало, позолота потрескалась и покрылась грязью, а из когтей свисала лишь груда бархатных штор, цвет которых мог быть любым - от темно-красного до черного-и которые широкими волнами ниспадали по краям изголовья, почти скрывая образуемой ими тенью человеческую фигуру, лежавшую в окружении наваленных пледов и одеял.

Свет, который в дневное время щедрым потоком лился из сада через распахнутые двери, едва достигал дальних уголков комнаты. Сейчас он исходил от старомодной масляной лампы, стоявшей среди тарелок с остатками ужина, и когда я проходила мимо нее, направляясь к постели, моя тень угрожающе бросилась вперед и заколыхалась по ступенькам помоста, тем самым наложив еще один темный слой на царивший в этой части помещения гротескный полумрак.

А это действительно был какой-то гротеск. Я, конечно, допускала, что обнаружу свою бабку в образе, существенно отличном от далеких детских воспоминаний, однако никак не могла предположить, что контраст окажется столь разительным. Как я уже сказала Лесману, у меня сохранились лишь самые смутные воспоминания об этой высокой женщине с горбатым носом, седеющими волосами " хлопающими черными глазами, которая постоянно отчаянно спорила с моим отцом, изводила своими рассуждениями на предмет сада и огорода мою мать и имела привычку то одарять нас с Чарльзом неожиданными и диковинными подарками, а то совершенно не замечать нашего присутствия.

Даже будь она сейчас одета как пятнадцать лет назад, я и тогда едва ли узнала бы ее. Лесман предупредил меня, что она сильно похудела, можно сказать даже усохла, и это была правда. И хотя я полагала, что в любом случае узнаю этот выдающийся нос и черные глаза, пронзительно взиравшие на меня из полумрака тяжелых занавесок, ничто - даже его предупреждение - не могло подготовить меня к столь диковинному и совершенно незнакомому образу, который являла собой эта фигура, восседавшая в постели наподобие Будды, завернутая словно кокон в разноцветные шелка и делавшая мне широкой бледной ладонью знак: "Подойди ближе". Если бы я не знала, кто передо мной, то подумала бы, что вижу фантастически разодетого жителя Востока.

На бабке было некое подобие ночной рубашки из натурального шелка, поверх которой был надет пурпурный бархатный жакет с золотой отделкой, а сверху еще накинута огромных размеров кашемировая шаль. Все это убранство, даже несмотря на то что сшито оно было из мягких, роскошных тканей, несло на себе явный отпечаток мужского наряда.

Кожа на лице бабки имела бледный, болезненный оттенок, бескровные губы ввалились, но черные глаза и хорошо очерченные брови оживляли ее овальное полноватое лицо и отнюдь не подчеркивали внешних признаков старческого увядания. Пудра была нанесена небрежно и весьма щедро - частички ее даже упали на багровый бархат жакета.

Над этим странным двуполым лицом возвышался белый тюрбан, который, чуть съехав набок, обнажил под собой то, что я, на мгновение ужаснувшись, приняла за голый череп, но затем, приглядевшись, поняла, что бабка лишь наголо обрила голову. В сущности, если она постоянно носила такой тюрбан, это могло бы показаться вполне естественным, и все же подобная деталь привносила завершающий мазок в общую картину противоестественности и гротеска.

Впрочем, была в этом облике одна мелочь, по которой я всегда смогла бы безошибочно узнать свою бабку, - перстень на левой руке, такой же яркий и массивный, как и тот, который сохранился в моих детских воспоминаниях. Помнила я и то сильное впечатление, которое производили на нас с Чарльзом комментарии матери и отца по поводу этого украшения. Это был бирманский рубин размером с ноготь большого пальца, ограненный в виде кабошона и даже в те далекие времена стоивший огромных денег. Камень являлся подарком одного багдадского князька, и бабка постоянно носила его на своей крупной, ловкой, почти мужской руке. Дышала она сейчас чуть с присвистом, маня меня подойти поближе, и рубин ярко вспыхивал в свете лампы.

Я не была уверена, ждет ли она от меня поцелуя. Сама по себе подобная идея показалась мне отталкивающей, однако рука, вновь блеснув камнем, указала мне на стоявший в ногах кровати стул, что было воспринято мною с тайной благодарностью.

– Здравствуйте, бабушка Хэрриет.

– Ну, Кристи?..
– Голос ее скорее походил на шепот и в нем чувствовалось напряжение астматического дыхания, хотя черные глаза сохраняли свою живость и сейчас глядели на меня с явным любопытством.
– Сядь и дай мне рассмотреть тебя. Гм-м, да... Ты всегда была маленькой милашкой, а сейчас и вовсе красавицей стала. Замуж не вышла?

– Нет.

– Что ж, самая пора.

– Побойтесь Бога, бабушка, мне же только двадцать два года.

– Только-то? Да, забываешь... Джон говорит, что я постоянно все забываю. Даже тебя вот забыла - он сказал тебе об этом?

– Он сказал, что подобное вполне возможно.

– Он уж скажет. Постоянно намекает, что я дряхлею, из ума выживаю. Она бросила взгляд в сторону Лесмана, который поднялся за мной по ступенькам и встал в ногах кровати. Он пристально и, как мне показалось, встревоженно всматривался в лицо старухи, пронзительный взгляд которой соскользнул на меня.
– Впрочем, ничего удивительного в том, что я и впрямь забыла тебя. Сколько времени-то прошло, когда мы в последний раз виделись?