Он резко повернул голову, когда где-то в глубине здания зазвенел колокольчик, звук которого показался особенно громким на фоне ночной тишины; и сразу вслед за ним, но уже с более близкого расстояния послышался яростный лай собак, явно потревоженных настойчивым и продолжительным треньканьем. Судя по тембру лая - довольно крупные собаки, к тому же находящиеся где-то в доме, почти рядом с нами.

– Что это? Что случилось?
– требовательным и одновременно удивленным тоном спросила я.

– Ничего, просто ваша бабка проявляет признаки нетерпения. Извините, мне надо идти. Как только освобожусь, сразу вернусь за вами.

– А что это за собаки?

– О, ничего особенного. Всегда, когда слышат колокольчик, поднимают невообразимый шум. Не обращайте внимания. Перед приходом за вами я запру их.

– Запрете? Вы хотите сказать, что сейчас они не привязаны? У них такой грозный лай...

– Видите ли, это наши сторожевые псы. Без них здесь не обойтись. Но отвязывают их только по ночам, и в гарем они не проникнут, если, конечно, держать главную дверь закрытой. Вы здесь будете в полной безопасности.
– Он одарил меня неожиданно яркой улыбкой.
– Не волнуйтесь, это не та ночь, когда вас съедят заживо. По крайней мере, не собаки.

Лесман ушел. Я слышала, как за ним захлопнулась деревянная дверь, а спустя несколько секунд послышался его голос - он успокаивал собак. Лай смолк, и снова воцарилась тишина. В этот момент я увидела Халиду, которая стояла в дверях в своем поблескивающем, зеленом шелковом платье.

– Если вы пройдете за мной, я покажу вам вашу комнату.

Она зажгла для меня в спальне еще одну лампу и поставила ее на полку рядом с кроватью.

Комната эта очень походила на предыдущую, разве что казалась больше по размерам, поскольку из всей мебели в ней стояли лишь узкая металлическая кровать, хрупкого вида бамбуковый стул, черный шкаф мерзкой наружности с встроенным и, словно по контрасту с ним, относительно изящным зеркалом в лакированном обрамлении, да старый, побитый жестяной сундук с металлическими замками, на котором осталась этикетка "С. С. Горничная Янгце". Пол и стоявшие на возвышении у окна сиденья оставались ничем не прикрытыми. Постель была застлана желтоватым и не особенно тщательно проглаженным ирландским бельем, а красное, стеганное пчелиными сотами одеяло прикрывало, похоже, самый жесткий на свете, хотя, возможно, и очень полезный для здоровья матрас.

У меня как-то не сложилось впечатление, что здесь обитает сама Халида явно обнаруживался недостаток присущего ей восточного колорита. А может, Лесман именно это и имел в виду, когда говорил, что собирается провести эту ночь "в другом месте"?

Однако, открыв рот, я заговорила совсем о другом:

– Получается, что я выгнала мистера Лесмана из его спальни? Где же он будет ночевать?

Пожатие плечами, хотя в общем-то не слишком уж дерзкое:

– Комнат здесь хватает.

Не услышав ответа, она посмотрела на меня чуть смущенно, и с явной, хотя и давшейся ей не без труда попыткой привнести в свои манеры чуть побольше воспитанности и вежливости добавила:

– По ночам он часто сидит у леди. А поспать можно и утром.

Я улыбнулась:

– Надеюсь, что причинила не так много трудностей, как мне показалось вначале. Хотя вам-то работы явно прибавилось - два раза на день менять постель.

Она воздержалась от того, чтобы в очередной раз в свойственной ей колкой манере парировать мою фразу, хотя, возможно, чтобы вступать в подобные вежливые перепалки, она неважно знала английский.

– Вы видели ванную?

– Да, спасибо. Кстати, а воду здесь пить можно?

– Можно, хотя ваша вода стоит на подносе. Я оставлю его здесь. Если я больше вам не нужна...

– Пожалуй, нет. Большое вам спасибо. Все отлично, и я уверена, что мне будет здесь очень удобно. О, будьте любезны, покажите, как подкрутить лампу, чтобы было посветлее. Мистер Лесман сказал, что в ожидании его я могу что-нибудь почитать.

Девушка принесла из дальнего конца комнаты лампу и поставила ее на столик между книгами. Я поблагодарила Халиду и принялась перебирать их, пока та убирала с подноса грязную посуду. Она больше ничего не сказала, хотя я заметила по характеру ее взглядов, что сдержанная враждебность, с которой она периодически искоса поглядывала на меня, являлась отнюдь не плодом моего воображения. Я почувствовала раздражение и хотела сейчас только одного чтобы она побыстрее кончила свою уборку и ушла. Затем я попыталась сосредоточиться на лежавших передо мной книгах.

Едва ли они подходили в качестве легкого чтения, предназначенного для того, чтобы убить часок-другой. Арабская грамматика, несколько книжек по Сирии и Ливану, которые я уже прочитала, пока хворала, в комнате Чарльза, а также коллекция изданий, которую можно было бы назвать пособиями Джона Лесмана в его работе. Это были несколько томов (также знакомых мне), посвященных подлинной Царице Ливанской: Джоан Хэслип, Раундел, Силк Бэкингем, три старых тома дневников доктора Мэриона, посвященных его грозной патронессе.

Я стала просматривать форзацы. Как и ожидалось, это были книги из библиотеки самой Хэрриет, по-видимому переданные ею нынешнему "доктору Мэриону" для внимательного изучения... Я скользнула взглядом по ряду названий. "Заметки крестоносцев" Т. Э. Лоуренса, "Ислам" Гийома, "Коран для всех и каждого", "Эотен" Кинглека... Все это принадлежало Хэрриет. И ни одной книги по медицине, поскольку Лесману, видимо, не хотелось возить с собой такую тяжесть. Единственными изданиями с его собственной надписью были - и это показалось мне довольно занятным - "Покорители разума" Хаксли, "Золотая плаха" Фрэзера и относительно новое издание "Клуба меченосцев" Теофила Готье в мягкой обложке. Никаких романов, за исключением, пожалуй, "Братьев Карамазовых" Достоевского и "Тигра в тумане" Марджори Эллингем.