– А хочешь, седни переночую я?
– предложил Борис.
– Чтоб не так боязно.

– Один раз как-нито обойдусь!

– А если б не Тамара, как бы обходилась?
– полюбопытствовал он.

– Если б да кабы... там бы видно было! Клаву бы попросила, - нашлась она.

– И еще, - продолжил Ванько.
– У вас, кажись, есть швейная машинка?

– Есть. Мама хотела променять ее на что-нибудь дорогое, чтоб попытаться выкупить папу из концлагеря. Да токо ничего не вышло...

– А ты умеешь на ней шить?

– Так там и уметь нечего. Меня мама и кроить научила, да вот не из чего. А тебе что-то пошить надо?

Борис смекнул, куда клонится разговор: ребята об этом уже как-то толковали.

– А ты хотела б иметь шелковое платье?
– задал он вопрос, показавшийся ей неуместным.

– Охота тебе языком ляскать!
– отмахнулась она.

– Я сурьезно спрашиваю.

– Поиздеваться захотелось!..

– Ты ведь знаешь, как я тебя уважаю! И издеваться никогда не позволю, не отставал Борис.

– Вот и подари, если уважаешь. У меня шелкового сроду не было.

– Готового платья, конешно, нет. Но ты сама сошьешь не хуже, чем...

– Отстань! Нашел, морда, чем шутить!..
– явно обиделась Вера.

– Да нет, он говорит правду, - вступился Ванько.
– Я почему и начал об этом разговор. У нас действительно имеется большой кусок шелка. Целый парашют. Хватит обшить и пацанов, и тебе на платье, и еще останется.

– Ой, так это Борька не трепится?!
– переспросила она обрадованно. Вот бы мама удивилась и обрадовалась! Наши голопузики совсем обносились.

– И у Тамары платье - сама видела...

– У нее же в этом месяце день рождения! Пятнадцать стукнет. Мы ей первой и сошьем - вот будет подарочек!
– словно дитя малое радовалась Вера.

– Ну, значит, договорились, - подвел итог Ванько.
– Иди отдыхай. Ты и вправду не боишься одна?

– А кого? Вора - так у нас красть нечего. Кроме того, на дверях крючки, а ставни на прогонычах.

– Тогда - счастливо оставаться!

Д в е р ь заперта не была, и Ванько зашел в хату с уверенностью, что здесь уже легли. Но ошибся: из спальни матери через щелку неплотно прикрытой двери пробивался слабый свет и слышался говор. Проходя к себе, несколько задержался, увидев обеих сидящими на неразобранной кровати. Тамара судорожно, по-детски всхлипывала, а мать, обняв ее за плечи и пригорнув, говорила, задумчиво и проникновенно:

– На веку, дочка, всего доводится хлебнуть. А в жизни, к сожалению, больше горя, чем радости. И все нужно перебороть, пересилить... Тебя вот рано постигло несчастье, но разве тебя одну? Скольким людям принес горя проклятый германец!.. Слава богу, хоть вы с братиком в живых остались.

– Богу?
– гневно вскинула она глаза.
– Мама тоже все ему молилась, а он... Нет никакого бога! Ваш Ваня - вот кому за это спасибо.

– Ну хорошо, пусть будет Ваня... не плачь. Его-то бог вам и послал.

– Нет!
– решительно отвергла Тамара вмешательство бога.

– Нет так нет... Успокойся, детка...

Не дослушав, прошел к себе, разделся и лег.

Последнее время перед сном думалось о Варе. Скоро сорок дней, как ее не стало, - вспомнилось и в этот раз. Старые люди, которые верят еще и в бога, и в загробную жизнь, в этот день поминают покойников. Считается, будто их души прилетают, чтобы проститься с теми, кого любили и с кем расстались. Чушь, конешно. Суеверие. А вот хотелось бы, чтоб ее душа прилетела... Повидаться бы, поговорить еще хотя бы разок, пусть и во сне.

От Вари мысли перекинулись на Тамару. Представил, что творилось в ее душе, когда узнала страшную весть... Верно подметил Федя: не позавидуешь. Хотя он, возможно, имел в виду не столько ее, сколько того, кто должен будет сказать ей об этом. Но куда ж денешься!.. И у нее боль постепенно утихнет. После самой ненастной ночи обязательно ведь приходит день.

На таких вот мыслях и поборол его сон.

Утром проснулся от прикосновения к лицу и расслышал шепот:

– Потрепай дядю за ушко, ему пора вставать.

Заметив, что он проснулся, Тамара выпрямилась - на руках у нее был Валера -, говоря извинительно:

– Там тебя Федя спрашивает. У него какое-то важное дело. Хочет, чтоб ты вышел во двор.

– Да? Ну, я щас. Токо оденусь.

Со словами "идем еще посмотрим, какие у кошечки красивые котятки" они удалились. Вчерашней угнетенности видно не было; в обращении к брату Ванько отметил нежность и спокойную ласковость.

Федя поджидал на лавочке.

– Привет. Что случилось?
– обеспокоенно спросил Ванько.