– У тети. Фрицевские. Стырила несколько штук, а я у нее.

– И давно куришь?

– С неделю.

– Что за нужда заставила?

– Да никакой нужды... Просто ребята курили, ну, и я. Надоело выглядеть умником.

– Да, не зря говорится: с кем поведешься, от того и наберешься...
– В замечании угадывалось сожаление пополам с осуждением.

– А что в этом такого? Многие пацаны курят.

– Это ж где? Про хуторских, не говоря уже про нас, я бы этого не сказал.

– В Ивановке, например... Ничего страшного не вижу!

– Ну и дурак. Вань, а ты чего молчишь?
– не стерпел Федя.
– Одобряешь, что ли?

– Он, Хветь, теперь все равно не бросит, одобряй не одобряй. Даже если б снова захотел выглядеть умником.

– Ты так думаешь? Захочу - и брошу!
– заявил бывший "умник".

– Зарекалась свинья дерьмо жрать, да никто не верил... А вообще -твое личное дело!
– Ванько спрыгнул.
– Схожу за возком, а то земля уже обратно в яму скатывается. Эй, клопики, кто со мной на тележке покататься?
– Забрав малышат, ушел.

– А я б советовал бросить, - опять взялся за Рудика Федя.
– Хотя бы из-за спичек: такое добро переводишь зря! У людей по утрам нечем печку разжечь.

Рудик затянулся дважды кряду, закашлялся, на глазах выступили слезы. Развернул цигарку и высыпал содержимое.

– Сильно крепкий, гад...
– сказал с придыханием.
– Самардак называется. Один курит - кхе, кхе!
– двое в обморок падают.

– Смотри сам не свались, куряка!..
– Помолчав осуждающе, поинтересовался: - Чем в Ивановке прикуривал, тоже спички переводил?

– Откуда? Тоже кресалом огонь добывал.

Кресала прочно вошли в быт на хуторе. Ребята научились делать их сами. Надломленный в тисах сегмент от сенокосилки в домашних условиях нагревался докрасна, окунался в холодную воду - и вся недолга. Закаленная, пластинка высекала искры из особого вида кремня (находили в гравии железнодорожного полотна), называемого "мыльным" - по цветовому сходству с хозяйственным мылом. От искр легко затлевалась ватка, заготовленная из подсолнуховых корзинок.

– Ты что на кремень ложил?
– поинтересовался Федя.

– Одно время пользовался ватой, смоченной в крутом растворе марганцовки. Но марганец большая редкость. Кто-то додумался прокипятить вату в подсолнуховой золе - это более доступно.

– И что, вата хорошо загорается?
– Это для него была новость.

– А то! Как кресь, так и есть!

– Проверю, такой золы у нас навалом. А ты кончай вредительством заниматься - не трать больше спичек на курево. Если, конешно, есть.

– Несколько коробков есть. Тоже у тети разжились. Могу пару штук уделить.

– Мы-то обходимся и без спичек. А вот у Веры, говорила, кончаются. Из экономии к соседям за угольком бегает.

– Отдай ей пока эти, - вернул он красноголовую гребенку.
– Потом еще принесу. А я постараюсь завязать.

– Правильно! Пока не втянулся. Иначе поздно будет.

– А вы чем огня добываете?

– Есть и кресала, но пока - при помощи зажигательной пули. Как? Ванько как-то раздобыл две обоймы немецких винтовочных патронов, а Мишка обратил внимание на цветные метки. Предположил, что пули либо разрывные, либо трассирующие. А когда надпилил у одной кончик, оказалось - зажигательная. Оболочка начинена каким-то веществом, которое на воздухе слабо горит. Окисляется. Ну, мы это дело...

Досказать мысль помешало появление Володьки.

– Идите на зайцев смотреть!
– крикнул он возбужденно и тут же убежал.

Ребята спрыгнули наземь и тоже заспешили во двор. Здесь, окруженные зрителями, горделиво позировали охотники. У Бориса через плечо, схваченные за лапы брючным ремнем, висело два здоровенных русака. У ног лежала рыжая, с длинным пушистым хвостом, лисица. Не спешил освобождаться от ноши и Михаил: его, усталого и взмокшего, отягощали три таких же зайца.

Затем добыча была представлена на разглядывание и ощупывание детворе, а сами добытчики стали отвечать на многочисленные вопросы. По их рассказам выходило, что из двадцати петель, установленных вчера между кладбищем и лиманом, только шесть оказались "нестронутыми". В такое же количество попались куцехвостые, причем, один был еще живой. Он, или только-только попался, или оказался поумней других: не стал толочь бурьян вокруг колышка, как это сделали другие, и рваться из петли. Когда к нему подошли, сидел, прижав уши. Немного покричал, пока его освобождали, будто просил помиловать; пожалев, его отпустили на волю: живи! В одну из петель угодила лиса и хоть считается зверем хитрым, задушилась. Хотели не брать, но Борис передумал: если вычинить шкуру, то будет классный воротник для "пальта" - разумеется, Вере-Мегере. От одной петли осталось "токо кружало" - унесена вместе с колышком. Остальные просто сбиты в сторону.

Такой удачи не ожидали даже сами добытчики: в пяти "зайчуганах"-матерых, тяжеленных - было около пуда, если не больше (взвесить возможности не имелось). А поскольку привалила она именно сегодня, в день томкиных именин, то и решили все принести сюда.

Исчерпав богатый запас впечатлений, охотники принялись за обработку улова. Борис, которому приходилось иметь дело с кроликами, взял на себя свежевание. Миша готовил для шкурок рогатки-пяльцы. Вера, Клава и Тамара потрошили, мыли, смалили и резали на части тушки.