Как-то под вечер, сидя в спальне у младших, она сказала:

–  Вот что: до сих пор я все задавала вам разные задачки - теперь задавайте-ка вы мне. Придумайте какую-нибудь задачку сами.

–  Приду-умать?

–  А мы не умеем!

–  Вы не видите задач? Неужели? Да их кругом сколько хотите.

Ребята озираются по сторонам, силясь понять, чего хочет от них Екатерина Ивановна. Уж не шутит ли она? А Екатерина Ивановна встает, ходит по комнате, дотрагиваясь до кроватей, подушек, до тумбочек, и все повторяет:

–  Смотрите-ка, вот задача, вот задача, и здесь тоже, да не одна, а целых две. Ну-ка, Павлуша, иди сюда. Сосчитай эти кровати.

–  Одна... две... семь, Екатерина Ивановна!

–  А в том ряду?

–  Одна... две... три... девять! - докладывает Павлушка.

–  Ой, я догадался! - кричит Леня. - В одном ряду было семь кроватей, в другом девять...
– и вдруг умолкает, точно ему не хватило дыхания.

–  Ну, а дальше? - спрашивает Екатерина Ивановна. - Это вся твоя задачка?

–  Нет, не вся! - кричат ребята. - Можно узнать, сколько в двух рядах!

–  А можно - на сколько в нашем ряду больше!

–  Ну хорошо. А теперь давайте так. Вот я пишу. Всем видно? - И Екатерина Ивановна крупно и четко выводит, на листе бумаги: 26+12. Придумайте на эти числа задачку.

–  Мы им забили двадцать шесть мячей, а они нам двенадцать - сколько всего забили? - выпаливает Петька.

–  Эх, ты! Кто же так считает - сколько всего? Надо считать, на сколько у нас больше! - кричит Вася Лобов.

Позже, по дороге в столовую, ребята то и дело окликали:

–  Екатерина Ивановна! А вот еще задачка! А вот еще!

И за ужином они не могли успокоиться: считали тарелки, ложки, ломти хлеба, даже ягоды в компоте и тут же сочиняли про них задачи.

Постепенно среди малышей не осталось ни одного, кого Екатерина Ивановна не заставила бы думать, придумывать, соображать. Она исподволь усложняла задачи, уверившись, что ребята хорошо и сознательно справляются с простыми. И они решали задачи и примеры с пылом, потому что горячо и увлеченно занималась арифметикой сама Екатерина Ивановна. Этого огонька в ней, видно, не погасили годы, да, я думаю, она и не повторяла из года в год одно и то же, а всякий раз неистощимо придумывала что-то новое, свое.

И еще услышал я однажды: бежал по двору вприпрыжку Вася Лобов и выкрикивал нечто непонятное - то ли стишок, то ли считалку. Наконец я поймал рифму: "надзирай".

Должно быть, недоумение еще не сошло с моего лица, когда я столкнулся с Екатериной Ивановной, потому что она сразу спросила:

–  Что это вас так удивило, Семен Афанасьевич?

–  Да вот не успел разобрать - что-то загадочное Лобов припевает, рекомендует надзирать над чем-то.

Она рассмеялась:

–  Не надзирать, а назирать. Это я им рассказывала про первый русский учебник арифметики Магницкого. Некоторые места там написаны стихами, вот ребятам и понравилось.

И она, улыбаясь, продекламировала мне загадочную Васькину "считалку":

К Двум един - то есть три,

Два же к трем - пять смотри.

Так и все назирай,

Таблицу разбирай!

Несколько дней спустя Екатерина Ивановна сообщила мне:

–  По арифметике все младшие - примерно вторая группа. Читают хуже, но я их за лето подгоню. А как со старшими?

Со старшими дело обстояло не блестяще. Поодиночке их проверил по арифметике Алексей Саввич, по русскому языку - Галя и Софья Михайловна. Человек тридцать едва-едва годились в третью группу, человек двадцать - в четвертую и десяток с большой натяжкой - в пятую. Среди этих оказались Жуков, Подсолнушкин и Володин. Володина я никогда не считал чересчур способным и сообразительным, а между тем выяснилось, что он хорошо читает, довольно грамотно пишет и очень толково решает задачи.

Многие взрослые ребята, в том числе Суржик и Колышкин, которым уже стукнуло по четырнадцати, едва годились в третий класс. Трудновато было представить себе, как это они будут сидеть на одной парте с Петькой.

По истории, ботанике и немецкому языку все - и маленькие и большие были одинаково безграмотны. Знания по географии носили... как бы это сказать поточнее... несколько односторонний характер. Суржик хорошо знал Грузию - он изучил этот солнечный край, путешествуя на крышах вагонов или же, напротив, под вагонами, в так называемых собачьих ящиках.

Подсолнушкин знал Центрально-Черноземную область: не было, кажется, на Орловщине, в воронежских и курских краях такого детского дома, где он не пожил бы хоть два-три дня. Репин побывал во всех крупнейших городах страны, мог кое-что рассказать не только о Ленинграде и Москве, но и о Киеве, Харькове, Тифлисе, Минске, Севастополе. Но у большинства прошлое было не столь романтическим, и странствия по детским домам не прибавляли, им знаний по географии.

–  Кое-какие дыры заштопаем в процессе занятий, - говорила Софья Михайловна. - Но хорошо бы кое-что наверстать заранее, прямо бы сейчас. Надо подумать...