Во взгляде Костика была мольба:

–  Еще немножко!

–  Едем, - сказал я. - Король с нами.

Костик поспешно слез с велосипеда.

–  Спасибо, я уже покатался! - сказал он, передавая машину ее хозяину, и, тут только заметив Разумова, обрадовался: - И Володя!

–  Ага, и я. Здравствуй, Костик! - отозвался Разумов и тоже улыбнулся, ласково щуря синие глаза.

Шагаем вчетвером - малыш, двое изрядно оборванных подростков и я. Со стороны поглядеть - странная компания.

–  Беспризорников ведут? - с недоумением сказала встречная девочка лет десяти.

–  Вряд ли: с ребенком...
– долетел до нас ответ матери.

Король передернул плечами.

–  Беспризорников, ясно, - с усмешкой повторил он.

–  Ну, одеты мы с тобой в самом деле...
– примирительно сказал Разумов.

И снова мы в вагоне. За окном вдруг темнеет, по стеклу вкось ползут крупные дождевые капли. Костику больше не любопытно глядеть в окно, он не сводит глаз с Короля:

–  Ты больше не уедешь? Нет?

–  Нет! - весело отвечает за Короля Разумов.

Всю дорогу оба расспрашивают о Березовой поляне - Король быстро и жадно, обо всем подряд, Разумов - изредка вставляя слово. Мне уже и рассказывать нечего, кажется все перебрал. И незаметно пролетел наш не слишком близкий путь. Выходим из вагона. Дождь перестал, но еще хмуро кругом. И вдруг, когда мы подошли к березовой роще, солнце выглянуло, из-за туч. Вспыхнула чисто умытая зелень, засверкали белые стволы. Все озарено, все насквозь пронизано солнцем. Гляжу на Короля. То же произошло и с ним: тень сошла с его лица, оно откровенно счастливое, и - наверно, смешно так сказать о мальчишке, но да, именно так - оно помолодело. Он все ускоряет шаг, Костик уже не поспевает за нами. Я сажаю его к себе на плечи - и мы чуть не бегом подходим к дому. И когда до будки остается какая-нибудь сотня шагов, Костик вдруг берет меня обеими руками за щеки, пытаясь повернуть к себе мою голову, и говорит испуганно: - Папа! А башмаки?

29. ГОРЯЧИЙ ДЕНЬ

У проходной будки показался Сергей Стеклов - дежурный командир. Он хотел что-то сказать, да так и остался с открытым ртом.

–  Здорово! - приветствовал его Король.

–  Здорово! - как эхо, повторил Разумов.

Меня никто не ждал в этот час, да еще с такими спутниками. Но "беспроволочный телеграф" действовал безотказно. Кто-то выглянул из окна спальни, кто-то - из дверей мастерской, кто-то вдруг кубарем скатился с лестницы. И сначала зашуршало шепотом, а потом все громче понеслось по нашему дому:

–  Король! Король пришел! И Разумов!

–  Подите умойтесь, - сказал я. - Сергей, выдай им полотенца и мыло.

И я оставил ребят одних.

–  Ты? - встретила меня Галя, округлив глаза. - Так рано? И башмаки привез?

–  Король и Разумов со мной, - ответил я.

И Галя, забыв о башмаках, выбежала из комнаты.

–  Как вы быстро обернулись сегодня! - выглянула из своей комнаты Софья Михайловна. - А краски купили?

–  Король и Разумов вернулись, - повторил я и, уже входя в нашу комнату, услышал, как хлопнула дверь и Софья Михайловна, постукивая каблуками, сбежала с крыльца.

Удивительное дело! Я убежден, что держал себя в руках, когда ребята исчезли. По крайней мере, я изо всех сил старался не показать, что это ушибло меня. И сейчас я тоже вел себя так, словно ничего не случилось. Но улыбки ребят, их глаза поздравляли меня. Каждый подходил только затем, чтоб взглянуть, улыбнуться, а то и сказать что-нибудь сугубо оригинальное и значительное, вроде:

–  Здорово!

Или:

–  Вот это да!

А понимать надо было так:

"Поздравляю, Семен Афанасьевич! Уж я-то вижу, как вы рады. Да я и сам рад!"

Только Володин подошел ко мне без улыбки:

–  Семен Афанасьевич, а что - Король опять будет в нашем отряде командиром?

В голосе его звучала тревога, и виноват - тревогу эту я поначалу не так понял.

–  Нет, не будет, - сказал я суховато.

–  Ну ладно, - ответил он, как будто я долго в чем-то убеждал его, а он - так и быть - согласился.

Он повернулся и с неожиданной для его короткого, квадратного тела быстротой побежал за угол дома, откуда нетерпеливо выглядывали, кивая и призывно жестикулируя, несколько ребят из третьего отряда. Минут через пять, не меньше, я снова увидел их, уже из окна, - они всё еще обсуждали важную новость. И тут-то я почувствовал себя в глубине души виноватым перед Володиным. Ясное дело: если он боялся, как бы Король не занял снова место командира, то вовсе не потому, что хотел и впредь сам командовать вместо Короля. Его заботило другое, о себе он не думал!

Весь остаток дня я был по горло занят своим. Король и Разумов несколько раз попадались мне на глаза. Ни растерянности, ни волнения в них не замечалось. Король заглядывал во все углы и закоулки, жадно всматривался во все новое, - а посмотреть было на что. Он обошел гимнастический городок, прыгнул через яму, пробежал по дорожке, подтянулся на кольцах. Побывал в кухне, зашел в хлев к Тимофею, которого мы все-таки решили продать колхозу имени Ленина. Подсолнушкин мужественно переносил горе предстоящей разлуки, он-то и сказал мне после: "Король тоже говорит - на что, говорит, в детдоме бык?" Он пришел и даже удивился: "О, говорит, как Тимофея раскормили, гладкий стал! Его в совхоз куда-нибудь, а нам он на что?". И наконец пришел Король в мастерскую. Он долго ходил между верстаками, приглядывался и словно даже принюхивался - раздувал ноздри, втягивая смолистый запах стружки. Заглянув как раз в дверь, я, не замеченный им, издали видел, как он молча отстранил Глебова и стал на его место.