–  А я-то думал...
– сказал я медленно, - я-то думал: Король сбежал - уж наверно на новостройку... на Магнитку... а ты вон где...

Король смотрел на меня растерянно.

–  Есть хочется, - неожиданно сказал Костик.

–  А ты поешь. Вот, бери-ка булку с колбасой, на...
– Король поспешно достал из кармана ножик, обтер газетой, отрезал ломоть булки, кружок колбасы и протянул Костику.

–  Спасибо! - И Костик с аппетитом принялся за хлеб с колбасой.

–  Семен Афанасьевич, - сказал вдруг Король, - а как ребята? Не разбежались?

Я пристально посмотрел на него:

–  Ты и сам не думаешь, что разбежались. Все на месте. Кроме тебя, Разумова и Плетнева, никто не ушел.

–  А как живете там?

–  Мачту поставили, - усердно жуя колбасу, сообщил Костик. - Пионеры в гости приезжали. С барабаном. В баскетбол с нами играли.

–  Ну?

–  Проиграли мы.

–  Проиграли? А большие ребята, Семен Афанасьевич?

–  Обыкновенные пионеры. Лет по тринадцати.

–  И наши проиграли?!

–  Проиграли.

Король досадливо крякнул. И вдруг его прорвало:

–  А кто играл? Жуков - так, Стеклов - так... Репин? Репин играл? И проиграли... Ах, черти!.. А что Володин - неужто остался без нас, не ушел? А кто в отряде командир? Во-ло-дин? Вот это да! А новых ребят нет?

Он спрашивает и спрашивает, без передышки, он живо представляет себе всё и всех, он не забывал, он помнит...

–  Слушай, Дмитрий, - говорю я, - брось валять дурака - едем.

–  А Разумов? - спрашивает он вместо ответа.

–  Отыщи его, и едем все вместе.

–  Он сейчас сюда придет.

–  Вот и ладно.

Помолчали. Он испытующе смотрит мне в лицо:

–  Семен Афанасьевич, вы сердитесь?

–  Нет. Но я не понимаю, как ты мог уйти. Не понимаю.

–  Семен Афанасьевич...
– Он вдруг перешел на шепот, словно нас мог услышать кто-то, кроме Костика. - Я тогда решил остаться. Выхожу от вас помните, ночь уже была, а тут Плетнев. Говорит: тряпка ты, поманили - ты и остался. Ну, я и пошел.

–  Вот тут-то ты и поступил, как тряпка.

Мне хотелось сказать ему, что, видно, многое еще должно случиться, прежде чем он всерьез поймет, в чем настоящее мужество и настоящая самостоятельность. Но не стоит говорить - слова сейчас не дойдут до него, да он и слушать не станет. Он должен говорить сам. Тем же быстрым шепотом, взахлеб, ничего уже не пряча и не взвешивая, о выкладывает все, что накопилось на душе:

–  Нам с Разумовым не хотелось... Но Разумову с ним не спорить. Он Плетня всегда слушался...

–  А ты?

Король отмахивается коротким жестом - ему не до моих вопросов, он должен поскорей выговориться до дна.

–  Пришли в Ленинград - и разругались. Ничего не ладится, все вкривь и вкось. Ни к чему душа не лежит. Плетень говорит: "Чего вы как отравленные? Уеду, говорит, от вас. Ну вас к черту! Еще без меня наплачетесь". И уехал. Только он без нас тоже никуда, он вернется. А нас не найдет - как же?

–  Сообразишь, как предупредить. Да и он поймет, где вас искать.

–  Он гордый, он в Березовую не пойдет.

–  Он не гордый, а вздорный. Понимаешь? Глупый петух, вот и все.

Мимо нас прошла женщина с сумочкой, удивленно оглядела нас; прошла несколько шагов - оглянулась. Прошла няня с двумя детишками - тоже оглянулась раз, другой. Каждый смотрел в нашу сторону с любопытством. Но Король ничего не замечал.

На трехколесном велосипеде проехал мальчуган лет шести. Костик сполз с моих колен и побежал следом.

Где-то за кустами раздался осторожный, приглушенный свист. Король обернулся, привстал и окликнул негромко:

–  Иди, иди, не бойся!

Я тоже приподнялся: к нам уже бежал улыбающийся Разумов.

–  А я гляжу - с кем это ты? - говорил он еще на бегу. - Здравствуйте, Семен Афанасьевич! А я думаю - засыпался Король, подходить или нет?

–  Едем, - сказал Король. - Можно сейчас ехать, или у вас еще какие дела?

–  Едем. Костик! Где ты там?

Костик появился на велосипеде - на том самом, за которым он от нас убежал. Он крепко держался за руль, но катил его владелец машины, мальчик постарше, глядевший на Костика снисходительно и покровительственно. Мальчик остановил велосипед перед нашей скамейкой.