И вот на общем собрании Антон Семенович сказал ребятам, чтоб каждый написал на отдельной бумажке расписку на все деньги, сколько получил в дороге. Каждый сел, припомнил, написал. Вечером в совете стали приводить эти расписки в порядок - как ни говорите, четыреста штук! Разложили мы их по взводам, и каждый взвод отдельно подсчитывает.

"Подведут... ой, подведут, черти!" - шепчет мне Шурка.

И я тоже сижу, считаю, а сам думаю: как бы не подвели!

Шурка положил перед собой тетрадку и крупно так вывел: "18.541 р. 25 к.". И вот приходит минута: по взводам все проверено и записано, надо подводить общий итог. Шурка берет карандаш и начинает считать. Считал, считал, потом как бросит карандаш: "Не могу! - говорит. - Считай ты, Колька!"

Колька сел и начал вслух: три да четыре, да пять, да один, да девять... и пишет первую цифру итога: пять. Мы все закричали: правильно! А Щурка шипит:

"Подумаешь, правильно! Рано обрадовались. В копейках никто врать не будет".

Так мы считали. Когда дошли до десятков, Колька ошибся в подсчете - его тут же стукнули по затылку, и никто за него не заступился. А под окном столпились коммунары и ждут.

Наконец досчитали. Объявляет Колька общую цифру: "18.506 р. 25 коп.". Стало быть, недочет тридцать пять рублей всего-навсего. Ну, это еще не беда. Тут только мы почувствовали, до чего устали от волнения. Кажется, легче было вагон дров переколоть. Но все-таки противно: есть кто-то подлый среди нас. Хоть мы и думали про себя, как бы не подвели, а все-таки надеялись, что все сойдется... Шурка высунулся в окошко и говорит:

"Подсчитали. Тридцать пять целковых не хватает".

Там тоже молчат, не радуются. Шурка и говорит:

"А все отдали бумажки?"

"Все", - отвечают ему.

И тут Шурка как хлопнет себя по лбу.

"Ах я старый чурбан! - кричит. - Ах, собака! Нате!"

Выхватил из кармана бумажку и бросил на стол, а на ней - расписка, что Александр Жевелий получил в счет заработка тридцать пять рублей. Мы все и хохочем и ругаем его - дескать, вот голова дырявая, из-за тебя зря расстраивались. А Колька подскочил к окну и кричит:

"Правильно! Тютелька в тютельку! Копейка в копейку!"

За окном все, как один:

"Ур-ра!"

А Антон Семенович спокойно так говорит:

"А по-моему, иначе просто быть не могло".

Вот вам и вся история. Так-то.

–  Ух ты! - сказал Петька.

Другие тоже как-то облегченно зашевелились вокруг меня. И тут я перехватываю странный, напряженный взгляд Репина. Он сразу отводит глаза и с наигранным безразличием произносит:

–  Король, а горн ты что, загнал?

–  Чего? - Король недоуменно поднимает брови.

Всплеснулся шум и тотчас замер. Все стихло, как перед грозой. Удивительно - никто, никто, даже Петька не только не начал разговора о горне, но, казалось, и не вспомнил о нем. А вот Репин помнил, все время помнил.

–  Горн, говорю, спустил по дешевке?

–  Да какой гори? Про что ты?

–  В то утро, как вы ушли, пропал горн. Ты что ж, не знаешь?

–  Да ты что, спятил?! - Король вскочил. Голос у него был сиплый, неузнаваемый: - Ты что? Ты... Чтоб я... чтоб я взял?! Ах ты...

Он рванулся к Репину, я едва успел схватить его за плечи:

–  Погоди, Дмитрий!

–  Нет, я ему сейчас морду... я ему... я...

Репин встал побледневший, но спокойный.

–  Все так думают, не я один, - сказал он с вызовом.

–  Не ври! - громко и зло сказал Жуков. - Никто и не вспомнил, один ты!

–  Мы не брали, - растерянно заговорил Разумов. - Что вы, ребята! Мы и не знали...

–  Можно подумать, что вы вообще никогда ничего не брали! - усмехнулся Репин.

И тут Разумов как-то неуверенно, неумело замахнулся и ударил Андрея по лицу. Ни я, никто не успел помешать ему - мы давно вскочили и стояли настороже, готовые разнять, развести, готовые удержать Короля, но мы меньше всего ждали, что в драку полезет Разумов.

Чьи-то руки схватили Разумова, кто-то оттащил Андрея. Все это долго рассказывать и описывать, а в действительности промелькнули какие-то доли секунды - мы не успели ни вздохнуть, ни опомниться, ни сообразить, что такое произошло сейчас у нас на глазах.

До чего же у меня чесались руки - схватить Репина за шиворот и встряхнуть хорошенько, встряхнуть так, чтобы все стало на место в этой вывихнутой, себялюбивой душе!

–  Кулаком ничего не докажешь, - сказал я.

–  А мы... мы не собираемся доказывать! - крикнул Король.

–  И не нужно доказывать. Слушай, Репин, - продолжал я, в упор глядя на Андрея. - Ты мне говорил недавно про горн. Что я тебе сказал?

Репин сжал губы и отвернулся. Кругом было тихо, слышалось только дыхание ребят.