Nous sommes ici depuis le 19 et nous repartons demain. Varsovie m’a agr'eablement surpris. C’est presqu’une grande ville et fort anim'ee en ce moment `a cause de la foire. J’ai retrouv'e ici une foule d’impressions qui avaient dormi depuis des ann'ees et que le premier pas que j’ai fait dans les rues de Varsovie a 'eveill'ees comme en sursaut. Car cette ville apr`es tout et en d'epit de tout a un air de famille avec Moscou, tr`es frappant pour celui qui vient de l’Occident.

En outre des impressions, j’ai retrouv'e aussi plusieurs personnes de connaissance, entre autres les parents de Jean Gagarine* et, comme de raison, in'evitable Tourgu'eneff qui revient de Moscou et se dirige sur Kissingen, son calepin `a la main. Quel homme! Ou plut^ot quel cheval de poste. Il faudrait, je crois, aller jusqu’en Chine pour lui 'echapper. — Et toi, ma chatte, que fais-tu en ce moment? D’apr`es tes calculs tu devrais ^etre 'etablie depuis le 20 `a la Blitzh"utte. Enveloppes-toi bien de tes montagnes pour faire compensation `a l’horrible plaine o`u je vais m’absorber. Ton fr`ere est-il aussi d'ej`a install'e `a Tegernsee? Voil`a des questions, dont il faudra que j’aille chercher la solution `a 1200 verstes d’ici. Et ta ch`ere sant'e? Tu comprends que maintenant tu es plus que jamais oblig'ee `a en avoir le plus grand soin. Tu ne saurais assez te p'en'etrer de ce devoir. La B"ohnen se pla^it-elle aupr`es de toi et voisinez-vous d'ej`a avec la ch^atelaine de l’incomparable chaumi`ere. A propos de Casimire, elle devrait bien entreprendre un jour le voyage que je fais en ce moment, ne f^ut-ce que pour mettre `a une 'epreuve d'ecisive le z`ele et le talent de Barberie.

Sais-tu bien que dans l’aspiration de mes souvenirs ta ch`ere figure est la seule que je ne parvienne jamais `a ressaisir?..

Je suis certainement l’homme le plus mal organis'e pour l’absence, car l’absence pour moi est comme un N'eant qui aurait conscience de lui-m^eme.

Ce 24. Nous passerons encore ici la journ'ee d’aujourd’hui. C’est une petite chance que je me m'enage pour avoir ta lettre. Mais garde-toi, si tu allais me d'esappointer. Je serai capable de m’en aller d’ici sans te dire adieu.

Hier, la veille de la St-Jean, il y a eu ici une esp`ece de f^ete populaire qui se c'el`ebre tous les ans `a pareil jour. Toute la population de la ville s’est port'ee sur les bords de la Visla. Une foule immense couvrait le pont. Ce jour-l`a les jeunes filles ont la coutume de jeter dans le fleuve des couronnes de fleurs, et de la mani`ere, dont ces couronnes descendent le courant, elles tirent toute sorte de pr'esages pour l’avenir. Voil`a certes un d'etail tr`es po'etique, mais par malheur le d'etail, si m^eme il est r'eel, est si parfaitement enseveli dans la presse, et la foule du monde r'euni ce jour-l`a, qu’il faut en admettre l’existence sur la parade d’autrui. Quant `a la gr^ace que le lieu commun g'en'eralement admis, attribue aux femmes polonaises, c’est diff'erent; cmieux qu’un ou"i-dire. C’est une tr`es agr'eable r'ealit'e. Il y a en effet dans ces femmes une gr^ace toute particuli`ere et une certaine c^alinerie dans leur parler et dans le timbre de leur voix dont l’organe de Mad. Wyszkowska donne assur'ement une id'ee fort incompl`ete.

Les environs de Varsovie ne manquent pas de charme bien que le pays soit plat… Mais je m’apercois que je tombe dans la phras'eologie du touriste de profession… Ainsi donc adieu, ma chatte. J’embrasse tendrement l’heureuse Marie aussi que les autres enfants et j’'ecrirai `a Anna quand Dieu voudra. Mille tendres baisers.

Варшава. 23 июня

Милая моя кисанька, прошло уже целых 24 дня со времени нашей разлуки, а это еще только начало. Тяжело. Я рассчитывал получить от тебя сегодня письмо в ответ на два моих, посланных из Вены, но просчитался. Пока я живу здесь, я получил письмо только от Анны, — с подозрительной записочкой на имя синьора Тума, которую я имел дерзость перехватить и которая меня весьма позабавила. Ах, бедная киска, что сталось бы с тобой, если бы у тебя не было надежды получить другие сведения, кроме тех, которые может тебе доставить Щука!

Вот уже десять дней, как мы выехали из Вены. Первые сутки мы ехали по железной дороге и наутро прибыли в Краков, где остановились на два дня. Краков тебе понравился бы. Это достойный брат Праги, но это не более как прекрасный покойник. В то же время это последний живописный ландшафт, какой видит путешественник, направляющийся к Востоку. Ибо едва выедешь за ворота этого города, как попадаешь на необъятную равнину, скифскую равнину, которая так часто поражала тебя на моей рельефной карте, где она образует огромную плоскость, а в действительности она не привлекательней, чем на карте. Представь себе местность между Мюнхеном и Фрейзингом, на пространстве, вдвое большем, чем вся Европа. Вот и все. Ты сама понимаешь, что такие края плохо врачуют боль разлуки. Вот я и в Варшаве, где меня отделяет от тебя расстояние в добрых 120 немецких миль, а ведь это пустяк в сравнении с расстоянием, которое еще разделяет меня с Москвой. Черт бы побрал… — знаю, кого. А теперь, моя хорошая, примирись с мыслью, что приблизительно с месяц у тебя не будет вестей обо мне. Ибо до цели нашего путешествия остается дней 8-10, затем потребуется их 15–18 на то, чтобы письмо, которое я напишу из Москвы, дошло до Мюнхена. Все это далеко не весело.

Здесь мы с 19 числа и завтра уезжаем. Варшава приятно поразила меня. Это довольно большой город и в данное время, благодаря ярмарке, весьма оживленный. Здесь я вновь обрел множество впечатлений, дремавших во мне уже многие годы и пробудившихся словно от толчка, едва я ступил на улицы Варшавы. Ибо как-никак, несмотря ни на что, этот город внешне чем-то родственен Москве, и это особенно бросается в глаза тому, кто едет с Запада.

Помимо этих впечатлений, я встретил здесь и несколько знакомых, в том числе родителей Ивана Гагарина*, и, разумеется, неизбежного Тургенева, направляющегося из Москвы в Киссинген, с записной книжкой в руке. Что за человек! или, вернее, что за почтовая лошадь. Чтобы скрыться от него, пришлось бы, пожалуй, уехать по меньшей мере в Китай. — А ты, кисанька, что поделываешь сейчас? По твоим расчетам, ты с 20 числа должна жить в Блицхютте. Закутайся покрепче в свои горы, чтобы возместить для меня отвратительную равнину, в которую я погружаюсь. Поселился ли уже твой брат в Тегернзее? Вот вопросы, за ответом на которые мне следует отправиться за 1200 верст. А как твое драгоценное здоровье? Ты сама понимаешь, что теперь более чем когда-либо ты обязана заботиться о нем. Ты должна проникнуться этим сознанием. Нравится ли госпоже Бёнен у тебя, и бываете ли вы уже у владетельницы несравненной хижины? Кстати, Казимире следовало бы как-нибудь совершить то самое путешествие, которое я совершаю, — хотя бы для того, чтобы подвергнуть окончательному испытанию усердие и таланты Варвары.

Знаешь ли, что из всех моих воспоминаний единственное, чего я никак не могу уловить, — это твое милое лицо?..

Я, несомненно, менее чем кто-либо создан для разлуки. Ибо для меня разлука — как бы сознающее само себя небытие.

24-го. — Мы пробудем здесь еще сегодняшний день. Этим я создаю себе маленькую возможность получить от тебя письмо. Но берегись, если огорчишь меня! Я буду способен уехать отсюда, не попрощавшись с тобой.

Вчера, в канун Иванова дня, здесь был своего рода народный праздник, которым ежегодно отмечается этот день. Весь город высыпал на берега Вислы. Мост был заполнен громадной толпой. В этот день девушки по обычаю бросают в реку венки и по тому, как венки поплывут по течению, гадают о будущем. Вот — слов нет — поэтическая подробность, но если она и имела место, то, к сожалению, была так погребена в толпе и давке собравшихся, что в существование ее приходится теперь верить лишь понаслышке. Что касается избитого и укоренившегося представления об изяществе полек — это другое дело; это более чем слух, это — очень приятная действительность. В здешних женщинах, действительно, есть особое изящество, и в говоре и в звуке голоса — своеобразная нежность, о которой голос госпожи Вышковской дает далеко не полное представление.

Окрестности Варшавы не лишены прелести, хотя и расположены на равнине… Однако я замечаю, что впадаю в тон присяжного туриста… Итак, прощай, моя кисанька. Нежно обнимаю счастливую Мари, равно как и остальных детей, а Анне напишу, когда Богу будет угодно. Нежно целую тебя тысячу раз.

Moscou. Ce 11 juillet. Mardi