Ce n’est pas `a moi dans l’'etat d’esprit o`u je suis `a vous offrir des consolations. Ce n’est que de vous, de votre pr'esence que je pourrais en recevoir. Ma seconde pens'ee, en apprenant la nouvelle, c’'etait celle de mes torts envers lui. Que d’occasions n'eglig'ees pour lui donner les preuves d’affection qu’il appr'eciait tant. Lui qui 'etait tout bont'e et tout affection… C’est l`a une cruelle pens'ee et je sens que ce n’est qu’aupr`es de vous que je pourrais trouver `a me rassurer un peu…

Que de fois ne m’a-t-il pas dit et 'ecrit, en se plaignant de ma paresse `a lui donner de mes nouvelles, que je n’avais plus pour longtemps `a lui 'ecrire et que je regrettai un jour de ne l’avoir pas fait plus souvent. Il avait bien raison. Je ne le sens que trop. Cela n’est une affreuse pens'ee que de me dire que plus d’une fois j’ai d^u lui para^itre ingrat. — Je repasse sans cesse dans ma pens'ee les derniers adieux, les tous derniers moments que nous avons pass'es ensemble dans cette voiture dans laquelle il m’avait conduit jusqu’au-del`a des portes de la ville…* Il 'etait si bon, si calme et si serein… et tant d’autres souvenirs de mon dernier s'ejour aupr`es de vous. Toute cette bont'e, toute cette affection in'epuisable et qui se contentait de si peu de chose, qui 'etait si peu exigente…

Maintenant je n’ai qu’un d'esir. C’est de vous revoir le plut^ot qu’il se pourra et d’avoir par vous des d'etails sur ses derniers instants. Par le peu que j’en sais, j’ai la consolation de penser que sa fin a d^u ^etre exempt'e de souffrance et qu’il a peu senti les angoisses du dernier moment. — Mais vous, pauvre, ch`ere maman, dans quel 'etat vous deviez ^etre dans ce moment-l`a… Je sais par exp'erience ce que c’est que d’^etre seul aupr`es du lit d’un mourant qui vous est cher… Mais vous, je me le dis avec bonheur, vous aviez pour vous soutenir votre in'ebranlable foi en Dieu — et ce divin secours ne vous aura pas manqu'e dans cette terrible 'epreuve… Je ne le sens que trop bien. Ce n’est que de l`a que peut venir toute force et toute r'esignation.

D’apr`es mon calcul, Doroth'ee et son mari doivent vous avoir rejoint depuis un jour ou deux. Je voudrais bien en avoir la certitude… C’est donc huit `a dix jours que vous serez rest'ee toute seule… Cette id'ee m’est p'enible plus que je ne puis le dire. Car j’ai cru comprendre que m^eme Pauline Tutchef* vous avait quitt'e le jour d’avant. Tout ceci est bien cruel. Mais je me dis, je me r'ep`ete qu’`a l’heure qu’il est vous devez avoir certainement revu Doroth'ee et que son arriv'ee vous aura fait 'eprouver un premier moment de consolation et de soulagement… Quant `a Nicolas, s’il a suivi son premier projet qui 'etait de revenir directement `a Ovstoug, il est probable que lui aussi ne tardera pas `a vous arriver*. Je n’ose penser `a tout ce qu’il y aura d’amer dans la douleur qu’il 'eprouvera…

Je sens, ch`ere maman, que j’aurais d^u vous 'ecrire tout autrement. Cette lettre ne saurait vous faire du bien. Mais il faudrait pour cela ^etre plus ma^itre de ses nerfs que je ne le suis. Je vous 'ecrirai mieux et plus en d'etail d`es que j’aurai recouvr'e un peu plus de calme… Dans ce moment-ci laissez-moi vous dire seulement une chose: c’est que tout ce que je suis et tout ce que j’ai, est `a vous… Mais qu’est-il besoin de pareilles assurances. Je vous baise mille fois les mains et vous demande votre b'en'ediction pour moi et les miens.

С.-Петербург

Дай Бог, любезнейшая маминька, чтобы это письмо, когда оно дойдет до вас, застало вас несколько оправившейся и успокоенной… У меня нет слов сказать вам, что я почувствовал… С тех пор, как четыре дня тому назад я известился о случившемся, я не могу перечитывать ту ужасную записку, что вы написали Дашиньке и которую вы должны были написать в ту самую минуту… без того, чтобы не испытывать такое же сердечное стеснение, как и в первый раз… Десять раз на день воспоминание о том, что совершилось, заставляет меня вздрагивать, как при внезапном пробуждении. То был ужасный удар… Он уже не прочтет письма, что я пишу сейчас…

В том душевном состоянии, в коем я нахожусь, не мне предлагать вам утешения. Получить их я мог бы только от вас, от вашего присутствия. Второй моей мыслью при известии о его смерти было сознание того, как я бывал виноват перед ним. Сколько было упущено случаев доказать ему мою привязанность, которую он так ценил, — он, бывший воплощением доброты и любви… Вот это горькая мысль, и я чувствую, что лишь около вас смогу найти некоторое успокоение…

Сколько раз он и говорил и писал мне, сетуя на меня за то, что я ленился извещать его о себе, что мне уж недолго придется писать ему и когда-нибудь я пожалею о том, что не делал этого чаще. Он был вполне прав. Я глубоко это чувствую. Сознание, что я не раз должен был казаться ему неблагодарным, для меня ужасно. Я беспрестанно переношусь мыслью к нашему последнему прощанью, к тем самым последним минутам, что мы провели вместе в карете, в которой он провожал меня за городские ворота…* Он был так добр, так спокоен и так ясен… и столько других воспоминаний о моем последнем пребывании у вас… вся эта доброта, вся эта неистощимая любовь, довольствовавшаяся столь малым, столь нетребовательная…

Теперь у меня лишь одно желание. Это возможно скорее свидеться с вами и узнать от вас подробности о его последних мгновениях. Из того немногого, что мне известно, я имею утешение предполагать, что его кончина была безболезненна и что он мало ощущал томления последней минуты. — Но вы, бедная любезнейшая маминька, в каком состоянии должны были находиться вы в эту минуту… Я на опыте уверился, что значит остаться одному у постели умирающего, который нам дорог… Но вы, я счастлив, что могу сказать себе это, вы имели поддержку в вашей неколебимой вере в Бога, — и эта божественная помощь не могла изменить вам в столь страшном испытании… Я хорошо сознаю это. Лишь там источник всяческой силы и всяческой покорности.