Закрыв глаза, я снова лег и подавил злобный стон.

— Конечно, — сумел я сказать вместо этого, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче. Забравшись под одеяло, я шепнул: — Я рядом, малышка.

48

С ПОЛИЧНЫМ

ШАННОН

Мой отец вышел из рехаба неделю назад, и я не могла спать. Каждый раз, когда ночью мне удавалось задремать, наваливались кошмары настолько жуткие, что я мгновенно просыпалась и остаток ночи проводила в неистовстве, вызванном паникой: тело застывало в спазмах в ожидании поворота ключа в замке. До сих пор этого не произошло, но это не значит, что такое не может произойти. И здесь был главный ужас: наше будущее зависело от того, подчинится ли отец запретительному ордеру и сдержит ли наша мать свои обещания. Я не была настолько наивна, чтобы возлагать большие надежды на то или другое.

Загнав мысли об отце поглубже, я сосредоточилась на настоящем. На парне, сидевшем на травяной кромке поля рядом со мной. Игнорируя весь окружающий мир, я стала думать только о моем парне.

Мне трудно было понять, почему Джонни, которому все дано и все доступно, так охотно закрепил свой парус на моей сломанной мачте. Но он это сделал. И с тех пор каждый день был выносимее — потому что у меня был он.

Пусть Джоуи и Даррен ссорились дома — я отгораживалась.

Пусть мама в оцепенении сидела за кухонным столом — я проходила мимо.

Пусть страх перед отцом возвращался, угрожая перерасти в паническую атаку, — я отвлекалась, посылая Джонни вопросы домашнего задания.

Я обнаружила, что могу делать все это, потому что мне было куда стремиться. Джонни стал островком безопасности, где я могла не обороняться. Я не думала постоянно о своей семье. Я не цеплялась за все плохое, потому что у меня имелся образец лучшего в виде моего парня. Дом стал временным приютом для меня. Он больше не был камерой, где меня запирали почти на все время бодрствования. Он был средством достижения цели. Там я просто проводила ночь. А утром, когда просыпалась, я знала, что меня ждет кое-что получше.

Намного лучше.

Я понимала, что это звучит жалко, но мне, у которой никогда не было никого, кроме Джоуи, это было удивительно. Потому что впервые за всю жизнь появился кто-то только для меня. Мне не приходилось делить его с братьями или подругами. Не приходилось идти на компромиссы или как-то хитрить. Он был моим. Только моим.

Я наслаждалась каждой минутой, которую удавалось провести с ним в школе, но этого не хватало. Поцелуев не хватало. Руки в руке не хватало. Вечерами я удирала из дома, чтобы кататься вместе с ним в его машине, пока позволяло солнце. Казалось, всего не хватало, потому что мои тело и сердце постоянно требовали большего.

Каждое утро, когда я вставала, чтобы идти в школу, в сердце вспыхивала надежда, потому что я знала, что увижу его. Я знала, что ровно в 7:45 Джонни Кавана подъедет к моему дому после тренировки и усядется на ограду нашего сада, дразня маму и Даррена, пока я не выйду и не заберусь в его машину. Он был как часы, так строго придерживался расписания, что меня это по-настоящему успокаивало. Когда Джонни говорил, что будет где-то, он обязательно там появлялся. Он никогда не опаздывал и никогда не отменял встреч.

Как только я оказывалась в машине, начиналась лучшая часть дня. Обеденные перерывы, поцелуи тайком между уроками, запотевшие окна его «ауди»: в этом заключалось все, и одновременно этого категорически не хватало.

Отвлекшись наконец от размышлений, я повернулась и посмотрела на Джонни. Мы сидели на траве у спортивного поля после уроков, на том самом месте, где много месяцев назад он угодил в меня мячом. Мы наблюдали за тренировкой, и я знала: Джонни чем-то расстроен. Он весь день молчал. Я просто чувствовала это. Все улыбки мира не могли этого скрыть. Только не от меня. Прошлая неделя и для него выдалась нелегкой. Томмен-колледж проиграл Левитту в финале, и я знала, что Джонни всей душой переживал это, следя за игрой из-за боковой линии. Взяв его под руку, я прижалась щекой к его плечу и прошептала:

— Ты все исправишь, Джонни.

— Не стал бы на это рассчитывать, — тихо ответил он, проведя ладонью по своему бедру. — Не думаю, что со мной это случится, Шан, — добавил он чуть слышно, поправляя повязку, которую, как я знала, он по-прежнему носил под школьными брюками. — Только не этим летом.

— А я бы стала, — возразила я, сплетая наши пальцы. — Я это знаю. — Я легонько сжала его руку. — У тебя завтра прием у доктора, да?

Джонни кивнул, слегка ссутулившись.

— Но даже если она разрешит мне играть, времени слишком мало, чтобы вернуться на прежний уровень.

— Тебе не надо никуда возвращаться, Джонни! — заявила я. — Ты и так уже лучший. — Отпустив его руку, я развернулась так, чтобы мои колени касались его бедра, и снова взяла его за руку. — Может, у тебя и осталось всего шесть недель на тренировки и подготовку, или что там вы, парни, делаете... — Я наморщила нос при мысли о том, как он может разбиться на поле, но тут же отогнала страшную картину и продолжила: — Но ты уже проделал огромную работу. Ты уже произвел впечатление на тренеров, и у тебя есть еще недели на восстановление. Ты это заработал. Это твое. — Сжимая его руку, я улыбнулась. — Ты займешь свое место в команде и будешь блистать. Я знаю.