— Говорят, что у них есть план, — осторожно заметил Стриженов, я недавно разговаривал с их полномочным представителем.

— План… — скептически протянул Каганович, — мы по лезвию бритвы ходим. Один неправильный шаг, на эшафоте закончим… все у них просто.Они же были инициаторами плана с этим… ты понял о ком я?

— Они, — кивнул его собеседник, — но вы же знаете зачем…

— Знаю, — прервал его Каганович, — устрой мне с ними встречу. Пора поговорить серьезно. Пока слишком велик риск. А я привык действовать наверняка. И пока я не взвешу все «за» и «против» ничего конкретного предпринимать не буду. Это ясно?

— Я понимаю, — Стриженов аккуратно собрал свои бумаги в папку. — Разрешите идти?.

Каганович молча кивнул. Когда тяжелая дубовая дверь за молодым чиновником закрылась, он повернулся к Бурцеву.

— Следи за ним. Он слишком амбициозен.

— Как и все молодые, — философски заметил Бурцев.

— Молодость — это болезнь, которая проходит с возрастом, — произнес Каганович, снова глядя на карту. — Вопрос в том, доживет ли он до выздоровления.

Владимир. Здание Региональной Гильдии Целителей. Кабинет главы.

Полированный палисандр стола отражал панические метания Магистра Аркадия Платоновича Журавлева. Он ходил по своему кабинету, как загнанный в клетку зверь.

Его обычно идеально уложенная прическа растрепалась, дорогой шелковый галстук съехал набок, а лицо приобрело нездоровый, багровый оттенок. Толстый персидский ковер глушил звук его шагов, но не его ярость.

Напротив, в глубоком кожаном кресле, сидел Магистр Павел Андреевич Демидов. Сложив пальцы домиком, он с плохо скрываемым беспокойством наблюдал за своим начальником.

— В Муроме творится какой-то беспредел! — Журавлев со всей силы ударил кулаком по столу. Фарфоровая чернильница подпрыгнула. — Хаос! Абсолютный, неконтролируемый хаос! И никто, НИКТО не может мне толком объяснить, что там происходит!

— Аркадий Платонович, может, вы преувеличиваете масштаб проблемы? — осторожно предложил Демидов, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.

— Преувеличиваю?! — Журавлев резко развернулся к нему, его глаза горели смесью бешенства и плохо скрытого страха. — Мне звонили сегодня утром! Лично! Ты знаешь кто! Из столицы! И они спросили, — Журавлев перешел на зловещий шепот, передразнивая ледяной тон столичного вельможи, — они спросили: «Аркадий Платонович, почему до меня доходят слухи, что вы потеряли контроль над рядовым провинциальным городом из вашей юрисдикции?» Ты понимаешь, ЧТО это значит?

— Но у нас же есть Крылов. Он должен докладывать о ситуации, — заметил Демидов, цепляясь за последнюю соломинку логики.

— Вот именно — должен! — Журавлев схватил со стола толстую папку с грифом «Муромский филиал» и с яростью швырнул ее на пол. Бумаги веером разлетелись по ковру. — А что он докладывает? «Все хорошо, господин Магистр, все спокойно». Как воды в рот набрал! Или как будто ему память стерли!

— Может, действительно все спокойно, и в столицу просто донесли преувеличенные слухи?

— Не может быть! — Журавлев подошел к огромному панорамному окну, глядя на суетящийся внизу город. — Мне из других источников донесли — в Муромскую центральную больницу приезжала полиция. Не просто участковый, а целый отряд из областного управления! Арестовали какого-то криминального авторитета. Прямо в реанимации! А наш верный Крылов молчит!

— Странно, — согласился Демидов, нахмурившись. — Обычно он докладывает обо всем. Даже о том, кто из медсестер с кем спит.

— Либо его купили, либо запугали до смерти, — Журавлев сжал кулаки так, что побелели костяшки. — Этот Разумовский… Я же с самого начала предупреждал, что он опасен! Что он неконтролируемый элемент, который разрушает систему!

— Что вы предлагаете делать? — спросил Демидов, понимая, что истерика начальника переходит в стадию принятия решений.

Журавлев медленно обернулся. Паника в его глазах угасла, сменившись холодной, расчетливой злостью. На его губах появилась хищная улыбка.

— У меня есть план.

Утро началось с запаха жареной яичницы с беконом. Вероника колдовала на нашей маленькой кухне, напевая что-то себе под нос, и этот простой, домашний звук был лучшей музыкой после безумия вчерашнего дня.

Я сидел за столом, медленно потягивая горячий, крепкий кофе и наблюдая за ней.

Другая вселенная.

Мир, в котором не существует разрывов почек, послеоперационных психозов и блокирующих магию препаратов. Мир, который пахнет не антисептиком и страхом, а кофе и домом. И ради которого, наверное, и стоит проходить через весь тот ад.

— Ах, какая идиллия! — Фырк, как всегда, материализовался без предупреждения прямо посреди стола, рядом с сахарницей. Он театрально прижал пушистую лапку к груди. — Молодая пара, совместный завтрак, пение птичек за окном. От этой вашей пасторали у меня сейчас зубы сводит! Прямо тошно!